Погоня

— Я лег поздно, не спалось. Моя спальня наверху. Слышно, как по железной крыше стучал дождь. Вода шумела в водостоках. Я выключил лампу и задремал. Но вскоре проснулся, потому что услышал пистолетные выстрелы. Несколько сухих хлопков. Посмотрел на часы: час ночи. Подошел к окну. Веранда в доме Осипова уже полыхала. У дома видны темные фигуры людей.

— Людей?

— Да, там было, по крайней мере, трое мужчин. Я видел, как один из мужчин поднял вверх пистолет и выстрелил в воздух.

— У вас отличная память.

— Обо всем я уже рассказывал следователю уголовного розыска из отделения полиции. Я заходил к тому следователю спустя месяц, затем через полгода. Спрашивал, как продвигается дело и еще о теле Осипова. Нашли его или нет. Я боюсь, что сейчас память может меня подвести. Лучше будет, если вы почитаете мои официальные показания.

— Я почитаю ваши показания, — пообещал Девяткин. — Вы рассказывайте.

— Ну, я пошел в свой кабинет, взял двуствольное ружье и зарядил его патронами с картечью. Сбросил халат, натянул свитер и тренировочные штаны. В карман положил пистолет. Я хотел пойти туда, но… Поймите, я не испугался. Я за жизнь разных видов насмотрелся. Видел кое-что страшнее этого. Но, как только я вышел из кабинета, жена бросилась ко мне, повисла на шее. Она плакала и просила, умоляла, чтобы я остался. Чтобы вспомнил о дочери, о внучке… Моя дочь одинокая мать, растит ребенка, у внучки нарушение слуха. Им надо помогать материально. И я подумал: если меня подстрелят, что станет с ними?

— Так что произошло возле горящего дома? Вы видели это?

— Мы с женой потушили свет. Ну, чтобы лучше видеть. Огонь в доме поднимался все выше. Он охватил второй этаж… Один из этих людей перезарядил пистолет. Я видел, как человек пошел от дома вниз по склону, к реке. Мы с женой из комнаты перешли на зимнюю веранду. Я сначала не понял, куда он идет. Идти было некуда. На откосе снега по колено. А дальше начинается река. Разбухший лед, промоины… Там смерть. Но Осипов шагал вперед. Машина, стоящая на дороге, включила фары, осветив человеческую фигуру.

— Он дошел до реки?

— Дошел, хотя упал у самого берега и долго лежал на снегу. Я ждал полицию, но они приехали много позже. Те люди вслед за Осиповым тоже спустились ниже. Я, не отрываясь, смотрел на абрис человеческой фигуры. Один из приезжих что-то кричал и пару раз выстрелил в воздух. Я думал, что Осипов сделает еще шаг и провалится под лед. Но самого момента трагедии так и не увидел. Автомобильные фары погасли. А когда вспыхнули вновь, человека на льду уже не было. И я понял, что все кончилось.

— А что те люди?

— Они сели в свой «Мерседес» и уехали. Труп не нашли. Но я уверен, что Осипов погиб. По-другом просто быть не могло.

Девяткин просидел в кабинете отставного генерала еще полчаса, задал несколько вопросов, рассказал пару забавных случаев из следственной практики и ушел, решив для себя, что старость — не радость. А любое вино, когда-то крепкое и приятное на вкус, рано или поздно превращается в уксус. И с людьми так же.

* * *

Этот день Радченко провел в мастерской. В мастерской за длинными столами сидели несколько художников, которые расписывали горшки, вазы и фигурки, покрывали их слоем глазури. На днище наносили клейма, делали сколы. Затем все это отправлялись в печь, оттуда изделия, еще не успевшие как следует остыть, ставили в промышленный холодильник.

От перепада температур глазурь с рисунком покрывалась паутинкой микроскопических трещин. Эта операция называлась «искусственным старением». Изделия, извлеченные из холодильника, и вправду выглядели неновыми. Чтобы завершить операцию, и окончательно состарить вазу или кувшин, их помещали в эмалированную ванну, наполненную раствором соляной кислотой и какой-то химией. После этой операции внутренние поверхности становились темными, а трещинки глазури рельефными, объемными.

Раз в неделю фарфоровые заготовки кувшинов и ваз привозил сюда молодой парень, китаец, его отец держал две антикварных лавки в Китайском квартале на Манхэттене.

Дик провел Радченко вдоль стеллажей, заставленных заготовками и готовой продукцией. Открыл двери печей обжига и промышленного холодильника, куда запросто влезли бы две коровьих туши. Потом проводил Радченко в свой кабинет, крохотную комнатушку, единственное окно которой выходило на пустырь. Дик развалился в кресле, забросил ноги на стол.

— У тебя располагающая внешность, — сказал он. — Покупатель будет думать, глядя на тебя: да, этому парню можно верить. С таким прекрасным английским я возьму тебя продавцом в «Лавку древностей». Будешь торговать поддельными вазами и горшками. Два дня в неделю ты будешь выполнять мои поручения. Поездки по городу, работа в мастерских и прочее. Твоя задача — увеличить продажи антиквариата нашего производства. Плюс демонстрация всем желающим ванной комнаты под названием «Золотая мечта».

— Неужели нет другой работы?

— Другой? — удивленно переспросил Дик. — Когда ты собирался сюда, наверняка рассчитывал на должность министра финансов?

— Я думал…

— Могу предложить только то, что могу предложить.