- Не зря деньги платим! - ошпаривая себя дубовым веником, кряхтел он. Ох, помираю... Сладко!
Втроем мы едва упросили его покинуть парную, в предбаннике переоделись в чистое белье, в зале выпили по кружке пива (тесть заплатил за всех) и, пошатываясь как пьяные, жадно глотая свежий воздух, пошли к машине. Теперь можно двигать на новое место. К белому доннику!
В этот вечер был ноль. За ночь пчелы съедят двести пятьдесят граммов и выгонят из нектара воду - будет к утру убыток. Это нас ничуть не огорчило. Ведь белый донник дает с одного гектара 130 - 500 килограммов меда. Потерянное мы вернем с лихвою.
24 мая
Утром Гордеич с Матвеичем препирались между собой, на чьей машине ехать.
- У меня колесо спустит, - жаловался Гордеич.- Камера чуть живая.
Матвеич, сочувствуя ему, приводил свой довод:
- Рессоры у моей жидкие. На выемке лопнуть... Легковичкам хорошо бегать по асфальту.
Наблюдая за их поединком, тесть нервничал, не находил себе места: то в лес убежит, нарвет себе кислой алычи и через силу ест, то заберется на нары и давай брить компаньонов - злыми, хлесткими словами:
- Скесы! Кугуты! Торгуются, как последние шлюхи!
Вот, Петр Алексеевич, до чего опускается человек! До какой низости доводят его машины! Пропади они пропадом! Займись пожаром! Не они на машинах - машины на них ездят! Сидят... тянут время. По жаре придется ехать. По самому пеклу!
Наконец Гордеич не выдержал:
- Ладно. Нонче на моей погоним.
Он ушел к себе и еще с полчаса монтировал запасное колесо, заправлял бак горючим. Матвеич наводил порядок на своем верстаке, приделанном к будке: стружку смел в кучу - пригодится для дымаря, инструменты аккуратно протер тряпицей, аккуратно сложил и накрыл их клеенкой.
- Готово! Поедем! - раздался хрип Гордеича.
Матвеич тут же вышел и, не мешкая, залез в кузовок,
уселся на продольную лавочку. Гордеич завел мотор, но тесть между тем спокойно продолжал лежать на нарах, скрестив на груди руки и полузакрыв веки.
- Федорович, шоб тебя! - горячился Гордеич. - Подняло да шлепнуло! Где ты?
Тесть, притворившись, испускал громкий храп. Гордеич, потеряв терпение, подъехал ближе, выскочил из "козла" и заглянул в приоткрытую дверь будки.
- Дрыхнет! Ек-макарёк! - Он даже отшатнулся. - Вот это да! Мы тут хлопочем, а он храпака давит. Вставай, пора колядовать.
Тесть притворно встрепенулся, вздрогнул и приоткрыл левый глаз:
- Едем? Куда?
- На Кудыкину гору! Видал его? - Гордеич обернулся к Матвеичу, выглянувшему из кузовка. - Как будто его и не касается!
Зевая, тесть медленно начал обуваться. Правый ботинок ссохся, едва налез на ногу.
- Жара. Упаримся.
- Давай, Федорович, пошевеливайся. Брось придуряться. Бензин даром жгем.
- Сколько тебе бензину? Канистру? Две? Нонче куплю.
Тесть оделся, с ленцой потянулся и вышел из будки.
- Может, без меня управитесь? Что-то меня разморило. В сон клонит.
- Нырни в бак головой! Сразу очухаешься.
Тесть медлил садиться на переднее сиденье.
- А, хлопцы? - сказал он, плечом опершись о "козла". - Не уважите старику?
- Ох, Федорович! Живьем режет!
- Сидайте, Федорович, - снова выглянув из машины, мягко, просительно заговорил Матвеич. - Дело серьезное. Место нужно обкосить, про подсолнух выведать.
Элитный он или простой.
- А машины нанять? - гневно сверкнул зубом Гордеич. - Шо это вам, с кумой договориться? Мудрят, ноют... Детский сад!
Мой тесть снизошел к их мольбам, важно сел, надулся - и они поехали.
Настал вечер - старики не появлялись. Что-то их задерживало в степи. Мы с Жулькой гуляли по траве, между лесом и яблоневым садом, вспугивая разноцветных бабочек. Вокруг нас, захлестывая бабочек, мельтешили серые мотыльки, вились повсюду пыльными столбами.
Старики вернулись ночью, и с недоброй вестью: мотылек отложил яйца, сплошь вывелся червь, начал сжирать и подтачивать зацветающий донник. Половину его срочно скосили, завтра докосят остальное поле.
Надежды на донник рухнули. Я не испытывал желания вдаваться в подробные расспросы и удалился в будку. Следом за мною пришел тесть, улегся на нары. Мы оба притворились спящими и не проронили ни слова. Нам не о чем было говорить в эту светлую душную ночь.
25 мая
Едва завиднелось, я встал и пробежался вокруг сада.
Прохлада и чистый воздух бодрили, вялость как рукой сняло.