Погоня за «ястребиным глазом». Судьба генерала Мажорова

Этим, собственно, и воспользовались Мажоров и его однополчане. Когда зенитчики сбили самолет-разведчик «Фокке-Вульф-190», на нем обнаружили УКВ-рацию. Решили бить фашистов их же оружием. Как только появился очередной самолет-разведчик, включили подготовленную заранее УКВ-радиостанцию. За эфиром следил переводчик дивизиона, прекрасно владевший немецким языком, старший лейтенант Доброскок. Он сообщил, что с самолета-разведчика передают данные о расположении наших войск. Так было принято решение о постоянной работе на УКВ.

На заброшенную церковь, которая находилась невдалеке от расположения дивизиона, затащили приемник. Туда забрался Доброскок. Электропитание передавали по проводам с земли.

Переводчик начал регулярное прослушивание переговоров пилота самолета «Фокке-Вульф-190» со своей базой. В ходе работы Доброскоку удалось вскрыть принципы кодирования квадратов. Теперь радиоразведчики стали получать сведения, что называется, из первых рук.

Немецкий пилот-наблюдатель передавал данные о скоплении советских войск на свою базу, и их одновременно получали радиоразведчики 490-го дивизиона. Все эти сведения немедленно сообщались в штаб Западного фронта.

«Я ТЕБЯ РАССТРЕЛЯЮ, СЕРЖАНТ…»

Младший сержант Юрий Мажоров выключил радиостанцию. Слипались глаза после бессонной ночи, затекла спина. Он встал из-за стола. В это время, откинув полог плащ-палатки, который заменял дверь, в их помещение вошел посыльный из штаба дивизиона.

— Мажоров, тебя к командиру!

Натянув поглубже на уши шапку, запахнув шинель, младший сержант вышел на улицу. Морозный воздух перехватил дыхание. Прошло три месяца, как дивизион был переброшен из Среднеазиатского военного округа под Москву, а он никак не мог привыкнуть к этим холодам.

Да и как тут привыкнешь, если зимние холода 1941 — 1942 годов и вправду были лютыми. Мороз держался долго, температура опускалась ниже 40 градусов. Там, в Ташкенте, где прошли его детство и юность, он и представить не мог, что существуют на свете такие холода, такие суровые зимы.

Мажоров шел, бежал к штабу, закрывая рукавицами мерзнущее лицо, а в голове скакала тревожная мысль: зачем он понадобился командиру дивизиона? Служил вроде исправно, дисциплинированно, но какое-то недоброе предчувствие тяготило сердце.

Ну вот наконец и штаб. Он располагался в одном из зданий бывшего узла связи Красной Армии. Ковда в середине декабря дивизион был передислоцирован сюда, в поселок Ленино-Дачное, здесь стояли только коробки домов без крыш, окон и дверей. Теперь дивизион худо-бедно обжил это пространство.

Мажоров отыскал кабинет командира дивизиона, доложил о прибытии. В кабинете, кроме командира майора Логинова, были начальник штаба капитан Иванин и начальник оперативного отдела капитан Крылов.

Первым заговорил командир.

— Наши войска отбросили немцев от Москвы, где на 150 километров, а где и на 250.

Юрий хоть и был младшим сержантом, но обстановку на фронте знал не хуже командира дивизиона. Знал, что Красная Армия освободила города Калинин, Калугу.

— Однако налеты на Москву продолжаются, — майор Логинов склонился над картой, развернутой у него на столе, — и теперь они все чаще проходят ночью. Я правильно говорю, товарищ младший сержант.

— Так точно, товарищ майор! — ответил Мажоров и тут же понял, к чему клонит командир. У него засосало под ложечкой. Он ведь докладывал майору Логинову, что их радиостанция (РСБ), предназначенная для самолетов-бомбардировщиков и приспособленная для работы на земле, никуда не годится.

Однако тогда отсутствие ночной связи штаба дивизиона с пеленгаторными пунктами, видимо, мало беспокоило командование. Немцы делали налеты в основном в светлое время суток, а днем связь была. И вот фашистские летчики изменили тактику. Теперь они стараются прорваться к Москве по ночам. А в это время дивизион глух и нем: штаб не слышит пеленгаторщиков, пеленгаторщики — штаб. Выходит, радиодивизион, по сути, небоеспособен.

У Мажорова похолодело внутри. Он сам испугался этой мысли. Майор внимательно смотрел на младшего сержанта. Командир не стал говорить о небоеспособности дивизиона. Такие слова, произнесенные вслух, могли стоить ему жизни. И он это понимал.

— Значит, немцы все больше летают по ночам. А у нас ночью с пеленгаторными пунктами связи нет. Так, Мажоров? — спросил Логинов.

— Так… — кивнул совсем не по-уставному младший сержант.

В кабинете установилась тишина.

— Разрешите, товарищ майор, — сказал Мажоров сдавленным, сухим голосом и, не ожидая разрешения, стал говорить.

— Я уже докладывал, что без переделки нашей радиостанции ночью связь обеспечить нельзя. Волны не проходят.

И тут заговорил начальник штаба, стоявший у окна и доселе молчавший.

— Волны, говоришь не проходят, сержант? — Он раскинул руки и хлопнул себя по бокам. — А голова тебе на что дана и руки. И волны, я тебе скажу, ни при чем.

Начштаба подошел почти вплотную к Мажорову.

— Если не будет связи ночью, я тебя расстреляю. В кабинете вновь повисла тишина.