Погоня за «ястребиным глазом». Судьба генерала Мажорова

Фашист «прошил» пулеметной очередью автомобиль от правого заднего колеса до места водителя. Мажоров и Лизурик вытащили шофера, командира с двумя шпалами в петлицах, и адъютанта. Командир и шофер были мертвы, адъютант ранен, но жив. Он поранился, ударившись о стекло автомобиля. Его перевязали, предложили подвезти, но он отказался. Попросил только сообщить о трагедии в их часть, которая располагалась поблизости.

Это были первые убитые и раненые в жизни Юрия Мажорова. Залитая кровью машина. Пробоины от пуль. Сизый дым вперемешку со снегом и бессильной ненавистью.

В тысячный раз в висках стучал безответный вопрос: «Почему? Почему они хозяйничают на наших дорогах? Где воспетые в песнях и стихах сталинские соколы? Почему его, Лизурика, этого командира расстреливают с воздуха нагло и безнаказанно? Как это все могао произойти? Кто виноват в этом? В конце концов, как отомстить фашистам за их зверства?»

Он не летчик, чтобы встретиться с ними в бою, не зенитчик, чтобы поймать их в перекрестье прицела, не танкист, не снайпер… У него нет пушки, пулемета… Тогда как осуществить эту месть?

Юрий вновь вернулся к мысли о «немых истребителях». Вернее сказать, о «глухих» радиоразведчиках, которые не слышали своего заклятого врага, а значит не могли ему реально противостоять.

Всю обратную дорогу Мажоров искал ответ на давно мучивший его вопрос. Он чувствовал: разгадав эту тайну, они смогут достойно ответить фашистам.

Вскоре Юрия послали в Москву отвезти документы в вышестоящий штаб. Поручение исполнил, времени до возвращения в часть было достаточно, и он решил пройтись по Москве, побывать у Большого театра. Прежде видел его только на открытках.

По дороге к театру, на площади располагались выставленные для обозрения, сбитые фашистские самолеты. Близко к самолетам не подпускали, но все, что Юрий хотел увидеть, разглядел. У бомбардировщиков от стабилизатора к носовой части легко было протянуть трос-антенну. Мажорову даже показалось, что там есть точка крепления. А вот у «мессершмитта» ничего подобного он разглядеть не смог, как ни старался.

Зато на нем узрел какой-то кусок металла, похожий на рог. Тогда и подумал: может, зря он ищет, и на немецких истребителях нет ультракоротковолновых радиостанций. Поэтому наша радиоразведка и не слышит их в эфире. Но связь-то у них все равно есть. Только вот какая?

Еще до войны, обучаясь в техникуме, общаясь с радиолюбителями, он знал: существуют еще ультракороткие волны и с ними якобы ведутся работы. Но какие это работы, никто из его знакомых не ведал. И пусть он учился в техникуме связи, на радиофакультете, преподаватели об УКВ знали не намного больше, чем их студенты.

В журнале «Радиофронт» изредка писали об УКВ, но всегда под рубрикой «За рубежом». О работах в нашей стране не сообщалось, радиовещания на ультракоротких волнах не было, приемников УКВ тоже в глаза не видели. Однако это не означало, что таких приемников и передатчиков не существовало вообще. Возможно, Германия, как ни тяжело было это осознавать, обогнала Советский Союз по применению ультракоротких волн. Крамольная мысль для 1941 года, когда враг стоял у ворот Москвы, но она появлялась в голове у Мажорова. К счастью, особисты не умели читать мысли.

Прошло совсем немного времени и жизнь подтвердила правильность «крамольных» мыслей Юрия. Со сбитого «мессершмитта» удалось снять радиостанцию. И выяснилось, что она работала именно в ультракоротковолновом диапазоне. А у нас в радиоразведке на тот период ни приемников, ни пеленгаторов УКВ. Отсюда и наша «глухота».

Надо сказать, что Мажоров с удовольствием изучил приемопередатчик со сбитого фашистского самолета. Тем более что он на удивление хорошо сохранился. Тут многое было устроено по другому, чем в советских и даже американских радиостанциях. Например, радиолампы. Юрий никогда таких не видел. Небольшие стеклянные баллончики, прикрепленные к цоколю, который представляет плоский диск, и из него торчат штырьки-выходы. Сама рация помещена в литой, достаточно прочный футляр.

Разобравшись в конструкции, Юрий подключил рацию, подвел питание, и она заработала. Из наушников послышались громкий треск и шипение.

Да, он не зенитчик и не снайпер, но эта немецкая станция станет его оружием в борьбе с фашистскими самолетами. Дело в том, что немецкое командование с пренебрежением относилось к нашей радиоразведке. В 1941-м, да и в 1942 годах свои радиоразговоры они вели открытым текстом, без шифровки. И только в 1943-м фашисты опомнились и поставили жесткое ограничение на работу с открытыми текстами. Исключение допускалось только в экстренных случаях, когда, к примеру, прорвались русские танки или совершено неожиданное нападение.

Однако это не касалось ультракоротковолнового диапазона. До конца войны они вели открытые переговоры, не веря в то, что у Красной Армии есть средства УКВ.