Погоня за призраком: Опыт режиссерского анализа трагедии Шекспира "Гамлет"

Такого оборота Гамлет не ожидал никак. Никогда не видел он и Розенкранца таким: вдруг этот изнеженный и сладкоголосый «розанчик» стал жестким, резким, наглым. Как откровенно и прямо заявлено: не верим мы, принц, в ваше безумие. Вы просто беситесь, что не вам достался датский трон, просто вам очень хотелось бы быть королем. Желание вполне понятное, но зачем же психа изображать!

Гамлет растерялся: вот, значит, как может быть прочитано его поведение, значит, так просто вывести его на чистую воду. Замямлил оправдания:

– О Боже! Заключите меня в скорлупу от ореха, и я буду чувствовать себя повелителем бесконечности.

– А ведь это неправда! Тем же приятелям он сам потом признается: «Я нуждаюсь в служебном повышении…» Но это когда будет, а пока принц опять начинает симулировать безумие:

– Если бы только не мои дурные сны!

Тут уж отличился Гильденстерн. Прекрасно понимая Розенкранца, он быстро усвоил его прием, увидел мишень, по которой надо бить, тем более, что ясно видно, как точен был удар. И Гильденстерн – бац! со всей силой и прямотой:

– А сны и приходят из честолюбия. Честолюбец живет несуществующим. Он питается тем, что возомнит о себе и себе припишет. Он тень своих снов, отражение своих выдумок.

– «Сон – сам по себе только тень» – жалко отбивается уличенный принц. И безжалостный Розенкранц добивает:

– В том-то и дело. Таким образом, вы видите, как невесомо и бесплотно честолюбие. Оно даже и не тень вещи, а всего лишь тень тени.

Гамлет вконец растерялся от такой логики:

– Итак, нищие (т.е. все люди, всякие Гильденстерны, Розенкранцы, Полонии) реальны, а монархи и раздутые герои (т.е. я, мой отец, Александр Македонский...) – тени нищих.

– Значит вся борьба, затеянная принцем, все эти месяцы изнурения и лишений – все это напрасный труд, погоня за призраком?.. – Совсем прижат в угол Гамлет. Он еще не научился переступать себя, не научился быть жестоким и уверенным в своем абсолютном праве на любое деяние. И потому, проиграв первый раунд, позорно бежит он, оправдываясь своей болезнью:

- Однако чем умствовать, не пойти ли лучше ко двору? Ей-Богу, я едва соображаю.

Но «ребята», окрыленные победой, не унимаются. Жалящими слепнями преследуют они принца:

- Mы будем неотступно следовать зa вами с нашими услугами.

Ах так! Ну что ж, тогда – второй раунд! Откровенность за откровенность! Теперь уже пришлось опешить «милым друзьям». Маска безумия сброшена. Властно, жестко ведет Гамлет свой допрос-обвинение: «... без изворотов со мной. Посылали за вами или нет?»

Смешались, засуетились шпионы. Отпираться бесполезно. Лучше уж немножко предать короля: «Милорд, за нами посылали». – Ну вот, теперь вы у меня в руках, теперь я продолжу свое дело. Вот вам информация для доноса:

– Недавно, не знаю почему, я потерял всю свою веселость и привычку к занятиям. Мне так не по себе...

– И пошло, поехало! Все, что принято считать высоким – на мой взгляд – мерзко. Земля – «унылая, бесплодная скала», небесный свод – «скопление вонючих и вредных паров», венец живущего человек – «существо, квинтэссенцией которого является прах»... В этом поношении всех ценностей Гамлет становится похож на Тимона Афинского, на Терсита, на всех прочих знаменитых Шекспировских «ругателей». Ничего святого нет! Полное ниспровержение всех общепринятых представлений и моральных установок! – Однако действенная природа брани Гамлета совершенно особая. Ему важен не столько сам процесс поношения всего на свете, сколько тот материал, который он даст своим «друзьям» для доноса королю. Крамола – вот чего должен испугаться Клавдий.

– Мужчины не занимают меня…

- Ха-ха-ха!

- ...и женщины тоже, как ни оспаривают это ваши улыбки.

- Принц, ничего подобного не было у нас в мыслях!

- Что же вы усмехнулись, когда я сказал, что мужчины не занимают меня?

– Нет, надо скорее заключать перемирие. И Розенкранц, уводя разговор от всех опасных и щекотливых тем, вспоминает об актерах, которых они встретили по дороге в Эльсинор. А то, что необходимо удвоить осторожность, ему стало, безусловно, понятно: ведь ясно, что принц ведет какую-то свою игру, что у него есть свои политические амбиции и какие-то основания так смело распускать язык, а это значит, что не ровен час в Дании что-то может измениться и тогда, eсли верх возьмет Гамлет, не известно еще, на кого придется работать, кому служить...

При известии об актерах Гамлет моментально преображается. Ничего общего с тем мизантропом, который минуту назад поносил весь мир и обе половины человеческого рода.

Оставим в стороне расспросы Гамлета об актерах. Это чистой воды публицистика, интересная только как свидетельство театральных баталий былых веков. Существенно другое: услышав о приезде актеров, Гамлет снимает весь конфликт с Гильденстерном и Розенкранцем:

– С приездом в Эльсинор вас, господа! Ваши руки, товарищи...