— Ты слышишь, что не позже понедельника ты должен быть здесь, — отчеканил Дэвид. — Мне все равно, как ты это осуществишь и где ты сейчас находишься, пусть даже в Австралии или в Антарктиде. В понедельник ты должен приехать, упасть перед девушкой на колени и извиниться. А я извинюсь за тот обман, в который влез по твоей милости. Тоже встану на колени, если понадобится. И скажи, бога ради, ты действительно собрался жениться на этой Лоле?
— Мм… — протянул Грэм, — как бы тебе сказать…
— Понятно, — жестко оборвал его Дэвид. — Прости, Грэм, но на этот раз ты слишком далеко зашел. Это уже непорядочно. Я жду тебя не позже понедельника, а лучше раньше. Когда ты сможешь прилететь?
— В понедельник. Вечером. Есть отличный рейс из Майами. — Голос Грэма погрустнел. — Хорошо, я буду. Прости, что втравил тебя во все это, но я не думал, что дело зайдет настолько далеко. Однако Стейси меня удивила.
— А мы неприятно удивим ее. Она этого не заслуживает, но мы виноваты. И ты, и я, — пробурчал Дэвид. — Никогда больше я не пойду у тебя на поводу. Ты понял, Грэм?
— Да, я все понял. Еще раз извини. И жди меня к вечеру понедельника.
— Хорошо. Надеюсь, непуганые акулы ничего тебе не отгрызли.
— Не дождешься! — хохотнул Грэм, и на этом разговор завершился.
Дэвид положил мобильник обратно в карман и медленно пошел к дому. Стало легче, но ненамного. Грэм приедет, и со Стейси придется объясняться не в гордом одиночестве, однако все равно это обман. Горькое чувство, что он все сделал неправильно, не покидало Дэвида. Следовало сразу же открыть Стейси глаза. Но кто же думал, что она настолько удивительная.
После того происшествия в коридоре, о котором Стейси вспоминать не хотела, а Дэвид — хотел, и очень даже, он окончательно уверился, что сам себя загнал в ловушку. Выбраться из нее можно было, только поддавшись приступу откровенности. Но до этого еще два с половиной дня.
Когда Дэвид вернулся, Стейси стояла на веранде.
— Ты бродишь по саду под дождем?
— Приятно немного освежиться. — Дэвид нацепил на лицо самую беспечную улыбку, какую смог изобразить. — Но все хорошо в меру. Я сейчас пойду работать в кабинет, так что увидимся за ужином.
Чем больше он будет избегать Стейси в оставшиеся дни, тем меньше шанс, что снова решится на какую-нибудь глупость.
Стейси закончила освобождать комнату от лишних сейчас вещей, выпрямилась и осмотрела результаты своих трудов. Очень хорошо. Мебель отодвинута от стен, везде на полу разложены старые газеты, а книги, журналы и безделушки собраны в ящики и вынесены прочь. Теперь можно перекрашивать стены.
Конечно, вполне возможно, что Дэвид не это имел в виду, когда давал Стейси разрешение экспериментировать. Однако теперь поздно — ему придется потерпеть. В воображении Стейси уже видела эту комнату такой, какой ей предстоит стать. И неважно, что она не дизайнер, а Дайана, возможно, сделала бы это лучше. Стейси хотелось удивить Дэвида и обрадовать. Давно она не испытывала такого желания по отношению к почти незнакомому человеку…
Хотя Дэвида уже не назовешь незнакомцем. Теперь он предстал перед Стейси, как есть, со всеми его достоинствами и недостатками, переменчивым характером и склонностью к раздвоению личности. Вчера на празднике она слушала, как математики переговариваются о своем, и мало что понимала, но это заставило ее проникнуться особым уважением к Дэвиду. А ведь казался таким беспечным в Чикаго. Не способным на какие-то серьезные дела, которые мог бы совершать в течение длительного времени. Это уже тогда беспокоило и Стейси, и родителей. Что бы они сказали теперь?
Стейси глубоко вздохнула, открыла банку с краской и взялась за валик. К счастью, стены не нужно как-то обрабатывать, их не так давно красили, но сдирать эту краску смысла нет, поверх нее все ляжет идеально.
Во время работы очень хорошо думалось. Раз, два — и на стене появляется широкая цветная полоса, а мысли послушно бегут в выбранном направлении.
Еще совсем недавно Стейси хотелось поныть. Пожаловаться кому-нибудь на свою несчастную судьбу и на то, что желания не сбываются и никто ее не любит. Она даже начала (еще в Чикаго) писать в дневнике, что вот, дескать, никто с ней не хочет встречаться и кормить мороженым, поить пивом и вести задушевные разговоры, что давно ей как-то не звонят старые приятели с предложением посмотреть вместе какой-нибудь фильм и вообще жизнь ее беспросветна и темна.