Поговори со мной… Записки ветеринара

По мере продвижения в сторону Азии становилось все теплее и теплее. Я полностью обжился и перестал считать дни. При кажущемся однообразии почти каждый день происходило что-то интересное – либо в поезде, либо вокруг.

Когда мы останавливались на сортировочных станциях, я уже не переживал из-за долгих простоев, а сразу выходил на «охоту». И чем дольше мы стояли, тем более пополнялись мои запасы провианта. В вагоне появилось несколько ящиков яблок и полузеленых помидоров, несколько сеток картошки, капусты и свеклы.

Наш стол становился все разнообразнее. Антилопкам очень понравились яблоки со свеклой.

Себе я предпочитал запекать рис с яблоками или тушить капусту с картошкой, свеклой, помидорами и теми же яблоками. На десерт – запеченная свекла или обжаренная на углях кукуруза. Помню, как в детстве, при Никите Сергеевиче, в Севастополе вдруг появилась кукуруза – как экзотический деликатес. Правда, только на рынке. Не думаю, что она была особенно дорогая, но мы с братом жили у бабушки на ее пенсию, которая составляла всего сорок рублей. Бабушке приходилось экономить буквально на всем. Иногда ей удавалось выкроить нам по десять копеек на эскимо, а кукуруза стоила, кажется, двадцать. Так что до нее дело не доходило.

И вот я наконец неожиданно реализовал детскую мечту – наесться до отвала кукурузы.

Где-то через неделю пути на одной из сортировочных станций я забрался на крышу и обнаружил, что напротив сидит молодой человек. Выяснилось, что он тоже сопровождающий (едет с напарником) и, более того, тоже держит путь до Душанбе. Одного звали Вяйнэ, а другого – Рамо. Оба из Риги и оба студенты, решившие в конце лета подзаработать. Наши вагоны оказались рядом. Удивительно, что мы до сих пор не встретились. Новый знакомый пригласил меня в гости. Душок у них стоял покрепче, чем у меня: они везли почти стадо племенных латвийских коров.

Их запасы оказались намного разнообразнее, они сопровождали груз уже не первый раз. Жизненного пространства в их вагоне было гораздо меньше, зато они выгородили себе что-то наподобие кухоньки, отделенной листами шифера от сена. И готовили более цивилизованно – на примусе. Но зато у них не было буржуйки. Я удивил ребят горячей, жаренной на углях кукурузой, пригласив их к себе на следующий день.

Им у меня тоже очень понравилось. Я обменял мешок кукурузы на ящик повидла. И все остались очень довольны.

Тем временем мы уже ехали по бескрайним казахским степям и пустыням. В дверном проеме с утра до вечера показывали одну и ту же картину бесконечное, безжизненное пространство земли и песка, поражавшее своим однообразием. Только изредка горизонт оживляло что-то наподобие невысоких холмов да время от времени проносились перекати-поле. В какой-то момент начинало казаться, что я это уже видел, и все было точно так же, как и в прошлый раз: мутное солнце, периодически поднимающиеся от земли столбики пыли и катившаяся по полю колючка.

Станции здесь попадались редко. Зато ехали мы почти без остановок. Правда, относительно медленно. Путейщики в этих краях оказались тупые и наглые. Они совершенно бесцеремонно забирались в вагон, рыскали, как шакалы, по всем углам в поисках чего бы отнять. Когда я их начинал убеждать, что без полуспелых помидоров мои антилопы до зоопарка никак не доедут, а кукуруза – это вообще их основная еда, они пытались лишить меня печки и угля, ссылаясь на правила противопожарной безопасности. Однажды даже попробовали задержать вагон, отцепив его от состава.

Перепоручив вагон Рамо, я рванул к начальнику вокзала и объяснил ему, что антилопы стоят четыре тысячи долларов каждая. И если он согласен составить акт об изъятии печки, без которой антилопы (а ночи часто выдавались довольно холодные) могут погибнуть… Четыре тысячи долларов подействовали, и начальник тотчас дал добро на дальнейшее следование.

Не только станции, но и населенные пункты попадались очень редко. Однажды мы проезжали небольшой кишлак, который до сих пор вспоминаю как мираж.

Поезд ехал почему-то очень медленно. Бледное, закрытое пеленой пыли солнце было еще достаточно высоко. По степи катились дежурные верблюжьи колючки, и чуть впереди появились какие-то постройки.

Боже мой! Какая это была нищета! Такой убогости я больше никогда в жизни не видел. Невысокие, наверное не более двух метров в высоту, даже затрудняюсь им дать название, кибитки – не кибитки, переходящие одна в другую, цепочкой тянулись к главному строению, на котором я успел прочитать надпись «Сельсовет».

Кибитки были слеплены из глины и покрыты сверху кусками толя, жести, обломками шифера, рваными полиэтиленовыми пакетами. Все это придавливалось кусками глины и камня. Вместо окон зияли неправильной формы дырки, затянутые где пленкой, где мешковиной, а кое-где, кажется, чуть ли не бычьими пузырями. Стекла были только в сельсовете.

На многих домах вместо дверей клочьями висели тряпки. Посреди улицы валялись кучи трудно определяемого мусора.