Это как раз один из самых неудачных вариантов расположения плода, потому как повернуть его в нужное положение очень даже непросто. И сделать это надо одной рукой, другую ведь не впихнешь. Но чтобы его развернуть, сначала надо за что-то зацепиться: либо за голову, либо за ногу. Но ни до того, ни до другого я пока не в состоянии добраться. Начинаю теленка отталкивать, чтобы хоть как-то протиснуться дальше. Но мешает бизониха, которая тужится и безуспешно пытается его вытолкнуть. Бизониха, конечно, сильнее, но родовые пути уже довольно сухие.
Временно сдаю позиции и заливаю в матку хлопковое масло. Щедро навазелинив руку, делаю второй заход. Уловив удачный момент между схватками, мне удается протиснуться в ее утробу до самого плеча. Теперь рука оказывается в плотном капкане – между стенкой матки и грудкой довольно крупного плода, я чувствую его ребра. А дальше – какая-то каша из переплетенных ног. За какую тянуть – совершенно неясно.
Руку так сильно стиснуло, что двух пальцев я уже совсем не чувствую. Но сдавать позиции нельзя: пробраться туда еще раз – не факт что и получится. Хорошо, удалось, по крайней мере, определить, что плод один. Это облегчает задачу.
– Давай я ей баралгин уколю, – волнуется Георгич.
– С баралгином подождем, не то она так расслабится, что потом вместо нее нам придется тужиться.
– Юрич, ты за ее ногами следи. Это тебе не корова – стреляет копытами во все стороны! – просит Василич.
– Ей сейчас не до стрельбы, – успокаивает Георгич.
Среди зрителей появляется Мардон со своей жемчужной улыбкой – он такие события не пропускает:
– А, дохтур, Мардона на ево пускай, Мардон знает, как теленка таскат. Твоя уже совсем слабий.
На борьбу с бизонихой сил действительно остается все меньше.
Вдруг чувствую, что кто-то там меня схватил за палец! Кроме теленка вроде больше некому.
– Он кусается! – сообщаю радостную весть.
– Подожди, он еще сейчас и лягаться начнет! – смеется Георгич.
Каким-то чудом удается добраться до нижней челюсти теленка. Это большая радость, плод еще живой, и есть смысл бороться. Голова оказалась на самом дне матки, еле-еле достаю до его морды. Еще раз убедившись, что это действительно его рот, впиваюсь в «бороду» не потерявшими чувствительность тремя пальцами и невероятными усилиями пытаюсь тащить к выходу.
Ничего не получается – теперь из-за масла все скользкое, а теленок не двигается с места, будто прирос.
Схватки постепенно ослабевают. К двум онемевшим пальцам возвращается чувствительность, но теперь они почему-то пылают огнем.
Понимаю, что силой ничего не сделать, надо хитростью. И прежде чем тянуть, его надо развернуть. Начинаю потихоньку раскачивать плод и с радостью выясняю, что он миллиметр за миллиметром поворачивается. Gutta cavat lapidem, nоn vi, set sphere cadendo – что означает: капля камень точит не силой, но частым падением. Люблю мудрость, прошедшую века! Невероятно, но теленок поворачивается!
– Ты что его там, баюкаешь? – не унимается Георгич.
– Вы лучше покрепче держите повал, не то она, не ровен час, рванет и нас тут всех сама убаюкает!
Наконец, плод удается развернуть, но он теперь оказывается ногами вверх, и из такого положения тянуть можно будет только за голову, до ног не дотянуться, и хорошим это не закончится.
Я дал себе небольшую передышку.
– Вверх ногами, что ли? – почти в один голос спросили мои помощники и одновременно наставники.
Мне оставалось только кисло улыбнуться.
– Юрич, все нормально! Теперь бери его за голову и поворачивай, он сам встанет как надо.
– Да уж. Встанет и побежит! А ну как я ему шею сверну?
Но другого выхода нет. Сделав глубокий вдох, – теперь теленка можно удобно захватить за верхнюю челюсть – потихоньку поворачиваю его голову. И – о, чудо! – теленок, до этого сидевший в утробе совершенно спокойно, начинает брыкаться, сам разворачивается ногами вниз и сразу две его ноги оказываются в родовом проходе. Это почти победа!
Убедившись, что ножки действительно передние, с великим облегчением покидаю бизонью утробу.
Дальше проще – на ножках закрепляю специальную веревку с петлей. Теперь можно тянуть.
Насибу отдаю один конец веревки, другой наматываю себе на руку. Тянем-потянем – но вытянуть не можем. Зову на помощь Мардона, он уже весь горит от нетерпения. С того момента, как отошли воды, прошло часа три, а то и больше, и часа два ушло на то, чтобы развернуть плод. А рожать-то она начала еще, наверно, на рассвете.
Все это происходит под палящим азиатским солнцем. У зубробизонихи силы на исходе и родовые схватки совсем ослабли. И старалась она более всего как раз тогда, когда мне это было менее всего нужно. А вот теперь, когда можно и нужно, – затихла.
Процедуру родовспоможения комментирует Мардон. Без обиняков, называя вещи своими именами. Со стороны это может показаться довольно цинично. Но у Мардона это от простоты, поэтому на слух все ложится естественным образом. Тянем вместе с Мардоном, но по-прежнему безуспешно.
– Юрич, не мучайся! Давай ей окситоцин с синестролом уколю, – не унимается Георгич.