Сейчас, в эпоху научно-технической революции с ее всепроникающей математизацией, кибернетизацией подходов и неизбежной вроде бы дегуманизацией взглядов он, этот акцент на социально-психологические стороны проблемы, мог бы показаться старомодным. Естественным разве только для
Вспомните, однако: неспроста ведь перекликаются раздумья о бессмертии у математика Винера, отца кибернетики, в его эссе «Творец и робот» и у Чапека, которому, кстати, принадлежит сам термин «робот».
А вот испещренная формулами и графиками книга астрофизика «Вселенная. Жизнь. Разум» профессора И. Шкловского, члена-корреспондента АН СССР. Пытаясь заглянуть в далекое Завтра землян, автор пользуется демографической и прочей «цифирью». Затрагивает он и тему бессмертия, подразумевая, правда, не способность индивида жить вечно («что явно бессмысленно»), а возможность многократно увеличить продолжительность жизни («в десятки и даже сотни раз»). И сразу очерчивает круг важнейших вопросов. Каковы же они?
Прежде всего: отразится ли сколько-нибудь серьезно значительное увеличение человеческого долголетия на темпах роста народонаселения? Нет, отвечает ученый (они определяются в основном рождаемостью, которая лимитирована возрастом родителей).
И тут же: «Значительный процент Мафусаилов в обществе будущего поставит ряд своеобразных проблем. На некоторые из них обратил внимание Карел Чапек (см. его „Средство Макропулоса“)». Надо ли пояснять, что речь идет о социально-психологических проблемах?
Думается, такое напоминание — не упускать их из виду — не случайность. Понимание их важности естественно, пожалуй, для любого советского специалиста, пусть даже привыкшего мыслить поистине астрономическими масштабами пространства и времени, в которых человеческая личность — ничтожная пылинка, а жизнь человеческая — неуловимый миг.
Что касается демографии, то она и подавно вправе сказать - «ничто человеческое мне не чуждо», хотя ей, как говорится, сам бог велел иметь дело с душами народонаселения, а не с человеческими душами. Впрочем, мы не раз уже убеждались на ее примере, что можно и должно сочетать математизацию с гуманизацией подходов к любому предмету изучения, если за ним стоят живые люди.
Так и здесь, когда речь идет о массовом сверхдолголетии. Разве можно игнорировать его социально-психологические последствия? Нет, конечно. Но почему о них столько говорится? Неужели они так ражны на фоне других проблем? Чисто экономических, например?
Предположим, что жизнь всех и каждого удлинится весьма существенно. Тогда, как мы знаем, быстро (притом намного) постареет и все население в целом, и та его часть, которая занята производством материальных благ. Спору нет, на помощь людям придут машины, творец и робот окажутся сотрудниками, но…
Развернувшаяся ныне научно-техническая революция вместе с новыми надеждами принесла и новые проблемы. Мы знаем, какова ее генеральная тенденция, столбовая дорога в будущее.
Но машины, помогая человеку, избавляют его от работы — непосильной, механической, технической — не ради праздности, чтобы он не знал, как убить время. Ради подлинно человеческой миссии — творческой, созидательной деятельности. И даже самые разумные компьютеры не освободят его от ответственности за принятые с их помощью решения. От необходимости мыслить, как говорил Винер.
Стало быть, требования к личности не снижаются ни в интеллектуальном, ни в нравственном отношении. А если неограниченное сверхдолголетие будет вести к постепенному оскудению духовных сил? Многие ли захотят его, станет ли оно массовым?
А быстро меняющийся мир? Он уже в наше время заставляет людей психологически приспосабливаться к его частому обновлению. Приходится чуть ли не всю жизнь учиться, а то и переучиваться. Завтра придется непрестанно, непрерывно пополнять самообразованием багаж знаний, вынесенных из средней и высшей школы. Век живи — век учись, даже с дипломом в кармане. В 125–150 лет или более это посложнее, что ни говорите, чем в 25 или 50.
А скорости — не только транспортных средств, но и технологических процессов? Они тоже предъявляют повышенные требования к быстроте реакции, напряженности внимания, остроте зрения и другим психофизиологическим свойствам человека. На «небесных тихоходах», какими кажутся прежние крылатые машины в сопоставлении с теперешними, пилот летал, бывало, лет 40 — с 20 до 60. На реактивных, особенно сверхзвуковых, он порой едва выдерживает каких-нибудь 10–15 лет.