Поговорим о странностях любви

Пока нет своих детишек, занимаюсь чужими. Неподалеку от нашей больницы есть детская. В ночное дежурство у них часто не бывает отоларинголога, и если что-то серьезное, везут к нам. Внутри у детей все устроено не так, как у взрослых, и каждый раз размышляешь: вмешаться или дать событиям идти своим чередом? Дети — отличные саморегулирующиеся системы. И чем больше работаешь, тем реже хватаешься за скальпель. «Хирургический зуд» — жуткая штука, но я, кажется, понемногу избавляюсь ют него. Хотя врач, который в сложной ситуации все-таки оперирует, пускай и неудачно, формально находится в более выгодном положении: он же попытался как-то помочь, ну, не вышло… На прошлом дежурстве медицина себя показала. Прибежала женщина с девчонкой месяцев шести, та совсем плохая, задыхается. Полковник ухитрился залезть бронхоскопом в ее узенькую гортань, я ассистировал. Если бы пришлось делать самому — бр-р! Знаешь, что выудили? Сережку! Видно, отстегнулась, когда мать купала малышку, и плюхнулась в воду, а дети все тянут в рот. Острые края должны были поранить трахею и бронхи, но — проскочило. У нас уже собралась коллекция: пуговицы, семечки, ракушки. Одних монет рубля на три. И, наконец, Котина гордость: стальной шарик, который он выудил из трахеи восьмилетнего пацана. Да как: без операции — вытянул мощным магнитом-соленоидом!

Раньше врач не так зависел от техники. Оставалась надежда: в следующий раз он изловчится и вытянет больного. А легко ли чувствовать себя придатком к прибору? Особенно если тот не работает за неимением запчастей.

Видали ухажера? Вместо охмурения выплакивает женщине свои служебные огорчения! Лучше занялся бы диссертацией. Она так и застряла на случае с больной Вандой В., диагноз: «острый стеноз», этиология окончательно не выяснена. Но думать одновременно о тебе и о науке — на это меня не хватает! Забегался вконец. Недавно заснул в гостях у Паши. В отместку он напустил на меня Пашку-меньшего. Пока я спал, он опутал меня маминым мохером. Проснулся я Гулливер Гулливером и до сих пор еще линяю.

Целую и засыпаю снова.

С.

* * *

Леди и джентльмены, матросы и старшины!

Поздравляю вас и себя с днем рождения Ванды. В ознаменование этого выдающегося события начинаем новую серию: «Жизнь замечательной Ванды».

Мы долго раздумывали над тем, чему посвятить первую главу. Вчера ночью, когда, наконец, дали Усть-Рыбинск и ты, ничуть не изменившись в голосе (я утешал себя: это потому, что говорила с работы), сказала «алло», нам стало ясно, что эта глава должна называться так: «О том, как Ванда говорит «алло».

Науке известны семьсот способов произнесения этого слова — ты нашла еще один. Твое «алло» получается коротким, второе «л» слегка смято первым, быстрым и легким. Это не скороговорчатое «алё» деловых переговоров, не шепелявое «ао», которым полковник Котя прочищает телефонную трубку, не раскатисто-начальственное, расстилающее перед собой ковровую дорожку звуковой волны «аллоу?», не нервное «ало-ало» междугородок, а узкий летящий звучок, причудливо закрученный, как раковина каури, которую я никогда не видел, но представляю себе именно так.

Я сижу на кухне под твоим рентгеновским снимком в красивой рамке и жалею всех, кто не слышал твоего «алло».

Примите мои соболезнования, флегматичный инженер из треста «Нечерноземуголь», который был в нашем городе одновременно с тобой, но — безумец! — истратил последнюю монету не на звонок тебе, а на стакан газированной воды с лимонным — чтоб было что рассказать дома — сиропом.

Обливаюсь слезами жалости и растираюсь махровым полотенцем мудрости при одной мысли о горестной судьбе герцога Педро-Лопес-и-Гамадрилья, владельца фамильного замка в Картахене (что возле Гипускоа), вынужденного, чтобы не пойти по миру, рассчитать второго садовника при зимнем плавательном бассейне. О бонне для болонки Брунгильды я уже не говорю: эта рана для дона Педро слишком свежа. О, безутешная Брунгильда! Бедняжку бонну пришлось пристрелить: она не вынесла бы разлуки с любимой собакой! Но ведь герцог мог вступить в общество дружбы «Картахена — Усть-Рыбинск» и приехать к вам в составе делегации прогрессивных идальго. Позвонить в ресторан, заказывая ужин, ошибиться номером, случайно попасть к тебе, услышать твое «алло!» и, наконец, осознать: вся его предыдущая жизнь была одной большой испанской ошибкой!

Остаток своего сострадания я приберег для вас, досточтимый Мацумото-сан, один пепел с сигары которого стоит больше, чем все верфи компании «Фудзияма и сыновья». Несмотря на это, г-н Мацумото достоин сожаления, ибо кто, как не он, пренебрег сладкой возможностью потерпеть кораблекрушение в Устьрыбинской бухте? Будучи выброшенным волной вместе со своим лайнером прямо на проспект Океанологов, к подножию твоего дома, он мог бы услышать ласковое: «Алло, вы, кажется, промокли?»

Всех я пожалел. А кто пожалеет меня? Уже столько времени я без тебя! По случаю праздника прощаю тебя, но учти: если в следующий твой день рождения я не услышу в трубке: «Алло, это я. Жду тебя», то между нами все кончено. Даже то, что еще и не начато.