Пограничье

   — Вот так-то, — проворчал генерал, запечатывая письмо сургучом и завязывая на него шифровальную нить. — Еще посмотрим, кто кем покомандует, сопляк.

   Что же касается Павлика, то он о мелочной выходке своего руководителя даже не догадывался. Он стремительно спускался в холл, чтобы успеть перехватить там свою непоседливую жену.

   Жену! Губы дергались, пытаясь удержаться от улыбки, сердце колотилось, а глаза светились счастливо и недоверчиво. Неужели действительно жену?

   Она повернула голову в его сторону, как только он спустился с последней ступеньки. Порозовела слегка под его горячим взглядом и одними губами произнесла:

   — Привет.

   Вместо ответа он качнул головой, преодолел разделяющее их расстояние и на глазах у зашедшегося в приступе любопытствующего паралича вахтера, притянул к себе свою глупую волчицу за талию и шепнул прямо в открытый то ли возмущенно, то ли удивленно рот:

   — Так не пойдет.

   Она растерянно моргнула, совершенно точно не понимая, что происходит.

   — Урок первый, — Павлик рассмеялся, когда она испуганно дернулась, а потом нахмурилась, сердясь на свой испуг. — Мы же помним о том, что ты не умеешь любить, да?

   — Помним, — кивнула торопливо, мило и немного смущенно улыбнувшись.

   — Итак. Учимся любить, — собственное сердце предательски подскочило к горлу и увеличилось там в размерах. И от этого дыхание немедленно сбилось, а голос охрип. От этого или от того, что Сонья вдруг обняла его холодными руками за шею, прижавшись плотно невозможно мягкой грудью, и проворковала:

   — Учимся. Обещаю быть очень хорошей ученицей.

   Кто кого здесь учит вообще? Пауль бросил косой взгляд на вахтера, чей паралич медленно но верно трансформировался в предынфарктное состояние, и преодолевая искушение, хрипло проговорил:

   — Любимого мужа приветствуют не так.

   — А как? — если бы Павлик не знал, что она не умеет кокетничать, он бы выдал ей главный приз. За томный выдох, за трепет полуопущенных ресниц, за румянец нежный, как весеннее утро... Но в первую очередь, за губы, приоткрытые в ожидании поцелуя.

   — Так.

   Так? Возьми себя в руки, болван! Женщины любят ушами! Ты только что в самом деле ответил просто «так»? К чертям все! Нет сил бороться с соблазном влажных губ!

   Когда дыхания стало не хватать, он оторвался от сладкого рта, а порожденное им же чудовище облизалось медленно и прошептало:

   — Кажется, я поняла... Вот так?

   Одна рука скользнула на затылок и запуталась в волосах, царапая острыми ноготками, а вторая легла на грудь, растопыренной ладонью впитывая каждый бешеный удар. Крутые бедра под пальцами Пауля напряглись, когда женщина привстала на цыпочки.

   — Нет, точно поняла... Я знаю, как... Наверное, лучше всего...

   — Боги!

   Не выдержал первым этой тонкой игры и просто смел ее рот поцелуем, игнорируя глухой стук на заднем плане. Кажется, местный сторож все-таки потерял свою челюсть. Ну, ничего. Пауль Эро найдет ему ее бесплатно. Сегодня он в таком хорошем настроении, что с радостью пойдет на небольшую благотворительность.

   — Сонюш...

   — М-м-м-м?..

   — Поросенок ты, Сонька! Когда ты так себя ведешь, злиться совершенно невозможно.

   — Злиться? — она вдруг побледнела, и Павлик в очередной раз мысленно послал проклятия в адрес той сволочи, которая сделала из этой прекрасной женщины испуганного мышонка. — Почему ты должен на меня злиться?

   — Не должен, — легко согласился Эро. — Но злюсь, наверное. Я же просил тебя не выходить из дома сегодня.

   Она раздраженно поджала губы и с видом королевы ледяных эльфов поинтересовалась:

   — Ты хочешь сказать, что теперь, — нервным движением почесала плечо с недоцелованной до конца татуировкой, — теперь, когда у меня есть... это... я обязана выполнять твои приказы беспрекословно?

   — Сонюш!..

   Павлик застонал в голос, после чего схватил свою глупую и сопротивляющуюся собственному счастью жену за руку и утащил ее в коридор, подальше от любопытных глаз.

   Кстати, о глазах. Глаза Соньи Ингеборги метали ярко-зеленые молнии, а рыжие волосы гневно приподнялись, словно увеличившись в объеме. Хотелось схватить ее крепко и целовать до мягкости и потери дыхания. Сначала своего, потом ее, потом опять своего.

   Но вместо этого Пауль прижал к стене напряженное тело, превентивно коленом упредил попытки к бегству, ладонями обнял побледневшие от гнева щеки и прошептал:

   — Просьбы. Соня, не приказы. Я...

   Сердце пропустило сразу пять ударов, дыхание остановилось, а кровь загустела, потому что зеленые глаза почернели и наполнились слезами.

   — Соня?

   Одновременно хотелось зарычать, завыть, перегрызть себе же горло и кого-нибудь стукнуть, потому что она, совершенно очевидно, собралась заплакать.

   — Я плохая, — надтреснутым голосом, наконец, проговорило это невозможное создание, роняя на бледные щеки прозрачные слезы. — Зачем ты на мне женился? Я не смогу. Ты... а я... У меня...