Пограничье

   — Мой папа не был эльфом, — признался Эро таким тоном, словно открывает мне страшную тайну, — а в Зачарованном лесу не любят полукровок.

   Я пожала плечами и еще раз погладила теплую коленку под темно-синей штаниной. Бывает. Эльфы не любят полукровок. Джинны — русалок, русалки — нимф, нимфы — оборотней, а оборотни — они никого не любят, потому что не умеют.

   — А праздник ежегодный, как ты понимаешь…

   — Понимаю, — я кивнула, все еще не улавливая, к чему он ведет. И как тот факт, что эльфы не любят полукровок, связан со словами о том, что нам с Павликом надо будет сегодня вечером целоваться. Прилюдно.

   Не то чтобы меня это волновало меньше, если бы целоваться с ним надо было наедине… Меня, если честно, больше тревожило другое: кажется, мне даже хотелось с ним целоваться. Ну, по крайней мере, от разговоров о поцелуях стало любопытно: что они все в ЭТОМ находят.

   — Женщины и девушки надевают длинные тонкие платья из легкой шерсти, вплетают в распущенные волосы осенние листья, или гроздья рябины, или поздние цветы. И это очень красиво, — рассказывал Павлик, а я слушала его, открыв рот, и думала о том, что это могло бы стать хорошей идеей для новой коллекции, и надо будет обязательно сделать для папы Рода парочку зарисовок.

   — Мужчины на праздник волосы не распускают, а наоборот заплетают их в тугие косы, строго следуя традициям своего рода. А поверх белых рубашек — почему-то наши… эльфийские мужчины в День поцелуев всегда надевают белое — поверх рубашек ожерелье из тонких стеблей и цветов, которое надо вручить любимой девушке. И получить в награду поцелуй.

   — Наверное, красиво, — кивнула я, оторвавшись от размышлений о том, позволят ли мне сновать по празднику с карандашом и блокнотом и не будет ли использование эльфийских традиций в качестве лейтмотива для новой коллекции считаться плагиатом.

   — Красиво, — согласился Павлик и криво улыбнулся, противореча своим словам. — Особенно, если у тебя есть любимая девушка. Ну, или если понравившаяся девушка одарит тебя своим вниманием… Если же ты полукровка, то твое ожерелье из года в год остается при тебе.

   Он замолчал, размышляя над чем-то, а я подумала, что у него спрятано слишком много скелетов в шкафу. Возможно, не меньше, чем у меня. Представила себе совсем молоденького Эро, который стоял посреди площади в белой рубашке, сжимал в кулаках ожерелье из желто-зеленых стеблей осенней травы, гордо откидывал голову назад и независимо хмурился, пытаясь сдержать слезы.

   Нет, это не то же самое, что сидеть голой на снегу у позорного столба, но наверное, достаточно неприятно. И обидно.

   — А знаешь, наплевать! — неожиданно громко воскликнул Павлик, видимо, неправильно оценив мое молчание. — Черт с ним. Это все ерунда. И если ты не хочешь, я…

   — Я поцелую тебя… — перебила его, с неудовольствием прислушиваясь к своим внутренним терзаниям, среди которых почему-то главенствующую позицию занимала обида. Как-то уж слишком быстро Эро отказался от идеи со мной целоваться. А говорил, между прочим, что я красивая девушка…

   — Поцелую, — повторила уже немного менее уверенно, когда Павлик облегченно выдохнул и растянул губы в довольной улыбке, — но предупреждаю сразу, если меня из-за тебя будет тошнить…

   Улыбка сползла с лица даже быстрее, чем появилась, и под ехидное хихиканье из-за занавески Павлик проворчал обиженно:

   — Не будет…

   — А если... — я попыталась было сделать еще одно волнительное предположение относительно своего здоровья, но была перебита самым хамским образом:

   — А если ты при этом еще и не будешь язвить, то я тебя даже не покусаю... — потянулся за флягой с водой и сделал длинный вкусный глоток, я даже залюбовалась, как он красиво голову запрокинул и как кадык ходит под кожей. Картинка, а не мужик, вот так и просится, что бы его нарисовали!

   — Напугал... — проворчала я недовольным голосом, не отрывая глаз от его горла, — я сама тебя покусаю, если что...

   Эро подавился, а Афиноген зашелся в приступе истеричного хохота. Черт знает что сегодня с этими двумя происходит, честное слово!

   В общем, вот так и получилось, что к центру Зачарованного леса, который в честь праздника, уже начиная с Подлеска, весь был украшен всевозможной атрибутикой любовно-розовой расцветки, мы подъезжали в напряженном молчании.

   Я молчала, потому что нервничала: не опростоволоситься бы, все-таки первый раз целоваться буду и сразу прилюдно. А Эро молчал, потому что злился. И мне не надо было смотреть на него сквозь волшебные мамины розовые очки, чтобы это понять, потому что флюиды раздражения просто витали в воздухе.