Пограничье

   Плевать на мальчишку. Сейчас сыщика волновало другое: отцом бестолкового Агнара был вожак клана Лунных волков, а когда Эро видел его в последний раз, тот как раз ожидал визы на пограничном эльфийском переходе. И теперь чертов шонаг Гринольв, вероятно, где-то здесь, в Зачарованном лесу. В опасной близости от Соньи, такой ранимой сейчас, когда до полнолуния оставались считанные минуты.

   Пауль думал только о том, что надо было все-таки запереть чертов амулет и проклинал себя за забывчивость. Он же хотел, хотел прошептать нужные слова, когда его пальцы коснулись замочка цепочки под рыжими волосами, но обо всем забыл к чертям собачьим, заглянув в затуманенные страстью зеленые глаза.

   Он торопился и волновался, только поэтому его можно простить за то, что пробегая мимо старой разлапистой ели, он не заметил темной тени, которая следила за ним светящимися в темноте желтыми, полными затаенной ненависти глазами.

   На площади по-прежнему играла музыка, а целующихся парочек было столько, что я уже и не знала, куда глаза спрятать. Ну, правда. Как-то неловко было стоять тут в одиночестве и смотреть на чужое счастье. И где-то, наверное, даже завидовать.

   — Такая красавица не должна проводить вечер Дня поцелуев в одиночестве!

   Я обернулась.

   Он стоял в нескольких шагах от меня, опершись о фонарный столб и скрестив руки на груди, и смотрел на меня тяжелым взглядом, раздевающим, прожигающим насквозь.

   — Что ты здесь делаешь? — мой голос упал до шепота, но он, конечно же, услышал.

   — Я думал, что еду по делам, — он улыбнулся и в одно плавное движение очутился возле меня, — но вижу, что хорошо развлекусь.

   Его пальцы сомкнулись на моих запястьях, я дернулась в попытке вырваться, но где там. Он всегда был значительно сильнее.

   Гринольв наклонился к моей шее и провел холодным носом по коже, которая вмиг покрылась мурашками от ужаса.

   — Ты все так же прекрасно пахнешь, но запах мяты тебе не идет.

   Я молчала, не в силах произнести ни звука.

   — Скажи, ты правда думала, что я поверю в то маленькое представление на суде в Темном дворце?

   И вдруг отпустил мое запястье, чтобы больно сжать левое плечо.

   — Скажи, отметина от зубов моего братца все еще здесь? — провел по шелковой ткани ладонью и сам ответил на свой вопрос, поглаживая шрам, спрятанный под рукавом:

   — Конечно здесь, куда ей деться? И знаешь, что это значит?

   Я, словно зачарованная, стояла на месте, не в силах пошевелить даже пальцем, но все-таки смогла повести головой из стороны в сторону.

   — Это значит, что ты моя, — он утробно заворчал, довольно и предвкушающе, — ты принадлежишь нашей семье. Мне. Навсегда. А я со своим не расстаюсь.

   Оскалился, блеснув ровным рядом зубов, и притянул меня к себе, буквально впечатав в свою грудь. Я не двигалась, я следила за тем, как его лицо приближается к моему, и молила всех известных мне богов о мгновенной смерти. Его губы были жесткими, а поцелуй и близко не напоминал о том, как меня еще совсем недавно целовал совсем другой мужчина. Его рот кусал, а запах забивал ноздри, пытая своей силой, не давая вздохнуть. Мне показалось, что время остановилось, а потом я услышала запыхавшийся голос:

   — Эта девушка сегодня уже сделала свой выбор, шонаг!

   И чьи-то руки вырвали меня из жестоких объятий Гринольва.

   — Тебе придется вручить свой дар другой, — Павлик надежно обнял меня левой рукой, держа правую наготове, если волк вздумает сопротивляться.

   И ко мне вернулось ощущение времени вместе с неприятным чувством в животе.

   — Она моя... — прорычал Гринольв, а я прикрыла глаза, борясь с подкатившей к горлу тошнотой.

   Павлик ничего не ответил, но я чувствовала, как пальцы на моей талии едва заметно двигаются, успокаивая.

   — Я знаю кто она!

   Мать-Хозяйка, мне конец!

   — Она вернется со мной сейчас, или я пойду в суд.

   — Рискни, — Павлик хмыкнул и развернул меня так, что бы я могла уткнуться лицом в его рубашку.

   Да, именно это мне сейчас надо. Не знаю, сколько времени я так простояла. Мне кажется, музыканты несколько раз сменили тембр и темп музыки, а я все не могла заставить себя открыть глаза и оторваться от белой, так замечательно пахнущей рубашки.

   — Он ушел? — это было первое, что произнесла я, когда стало понятно, что возвращаться к жизни все-таки придется.

   — Да, моя хорошая.

   — Он вернется.

   Павлик обнял мое лицо ладонями и заглянул мне в глаза.

   — Милая...

   — Ты знаешь, я его не почувствовала. Совсем. Ни запаха, ни... ничего... Я и тебя не чувствую, давно, с пограничного пункта, я... Что со мной происходит?

   Он прижался щекой к моей щеке на секунду и сказал уверенно:

   — Теперь я точно знаю, что. Пойдем домой? Полагаю, праздник окончательно испорчен. Прости.

   Я знала, что ему не за что извиняться. Знала, что должна ему об этом сказать, но не могла. Я потерла губы рукой и снова почувствовала сильный волчий дух, захотелось завыть от досады и злости на себя и свою слабость.

   — Мне надо вымыться, — пожаловалась я. — Кажется, я им насквозь провоняла.

   Павлик скрипнул зубами и сжал меня так, что у меня ребра затрещали.

   — Конечно. Идем, — шепнул мне в волосы и потянул меня в противоположную от дома сторону.

   — Павлик?