Пограничье

   — Я, видишь ли, директор одного учебного заведения. Школа Добра называется. Приходилось слышать?

   Павлик оторопело кивнул, поспешно вспоминая все, что он когда-либо слышал о легендарном заведении, его учителях, выпускниках и нынешнем ректоре.

   — И тут у нас небольшая проблемка возникает.

   — Проблемка?

   — Именно, мой юный друг. В моей Школе учатся джинны, феи, черти, эльфы, — короткий извиняющийся взгляд и быстрое пожатие плечами, — был как-то один оборотень, давно правда, лет сорок назад, маги, дриады, в прошлом году, не поверишь, русалку выпустили с красным дипломом. И ни одного домового. Непорядок, а?

   Павлик покраснел весь целиком, включая лоб, шею, уши и даже кончики пальцев, торчавших из слишком длинных рукавов свитера.

   — Я не…

   — Не домовой?

   — Я полукровка! — отвернулся к стене, скрывая злые слезы.

   — О, друг мой! Это ты для эльфов полукровка. А домовых-полукровок не бывает... — окинул напряженный профиль парня грустным взглядом и внезапно наклонился вперед, переходя на почти неслышный шепот:

   — Отец умер?

   — Откуда вы?..

   — Если бы не умер, ты бы тут не сидел.

   — Умер, — Павлик шмыгнул носом, — давно.

   — Прими мои соболезнования, — пан Ясневский отрывисто кивнул и неожиданно добавил все тем же шепотом:

   — И мои поздравления одновременно. Не бледней и не психуй. Не со смертью твоего родителя. Уже пытался найти учебники по отцовской магии? Не ври, знаю, что пытался. А спрашивал у кого-то о том, как это работает?.. Можешь не отвечать. Растешь в моих глазах. Я даже готов забыть о досадном инциденте со спорным планом спасения одной весьма глупой девицы.

   Павлик не знал, как реагировать на слова мужчины, но все-таки решил пока помолчать и послушать. В конце концов, послать этого черта к его бабушке он всегда успеет.

   Директор Ясневский говорил быстро и по существу, не скрывая информации, загоняя Павлика в угол каждым своим беспощадным словом, пугая и успокаивая одновременно. А будущий бывший великий путешественник вслушивался в рассказ мужчины, широко распахнув глаза и уши, и с ужасом за негромким голосом улавливал грохот, который производили, рушась, его чаяния, мечты и надежды.

   — Поэтому, мой дорогой, даю тебе времени до утра! — наконец закончил Вельзевул Аззариэлевич. — Решай, чего ты хочешь. Выбор у тебя невелик: Домострой либо Школа Добра. Если откажешься от Школы, то все равно рано или поздно попадешь в университет домовых. А оттуда дорога только одна. Это ты, надеюсь, уже понял?

   Растерянно кивнул и, дрожа непролитыми слезами, произнес:

   — О чем же тогда думать, когда выбора никакого-то и нет?

   — О псевдониме, само собой. Или ты считаешь, что человеку со звучным именем Павликан Ирокезович Жмуль позволят учиться где-то кроме Домостроя?

   Павлик кивнул и уставился на огонь в камине. Думать надо было о новом имени и новой жизни, а думалось почему-то только о том, знала ли мама. Бабушка-то точно знала… Почему не сказали тогда? Впрочем, он же и сам никому не сказал, что отцовская кровь, причудливым образом смешавшись с материнской, не подавила эльфийское начало, а только странным образом усилила его, придав древней магии лесных жителей что-то свое, таинственное и непонятное. И, как выяснилось, даже запретное.

   А утром, когда выспавшаяся Семенова умылась, позавтракала, с довольной заискивающей улыбкой заглянула Павлику в глаза и спросила:

   — А как тебя зовут-то, спаситель?

   Он ответил:

   — Пауль Эро, — и порозовел тонкой шеей под понимающим взглядом пана Ясневского.

   — Эльф? — скользнула наглеющими глазами по покрасневшим ушам, которые эльфийские напоминали только тому, у кого была очень богатая фантазия, и вздохнула томно:

   — Какой хорошенький!

   Павлик подавился воздухом, а Вельзевул Аззариэлевич покачал головой:

   — Семенова! Я на тебя жениху нажалуюсь.

   — А! — спасенная девица равнодушно махнула рукой и поправила мужскую рубашку на фигуристой женской груди. — Мы расстались, — и улыбнулась Павлику широко и преданно.

   Вполне возможно, что нет ничего плохого в том, чтобы поучиться в Школе Добра какое-то время… В конце концов, все великие путешественники когда-то были студентами, но не все студенты стали великими путешественниками. Поэтому Павлик улыбнулся в ответ и, галантно предложив даме свой локоть, произнес:

   — Смею ли я узнать ваше имя, прелестная госпожа Семенова?

   Пан Ясневский проворчал что-то нелестное в адрес безголовых студентов, рассчитываясь с хозяйкой таверны, а госпожа Семенова, натужно смутившись, пролепетала:

   — Серафима, — и затрепетала густо накрашенными ресницами.

   Все-таки, жизнь — замечательная штука! Даже если ты вынужден был покинуть отчий дом и Зачарованный лес в том числе.

   — Нет, Пашка, ты не домовой, — авторитетно заявила я, когда Эро закончил рассказ легким поцелуем.

   — М-м-м?.. — дорожка из почти незаметных касаний от края моих губ, по щеке до уха. — А кто?

   Воздух, нагретый его дыханием, коснулся моей кожи и теплой войной прокатился от затылка вниз, наполнил странной истомой грудь и пружиной скрутился внизу живота. Приятно и пугающе одновременно. Пугающе, пожалуй, больше.