Пограничная крепость

Казарма сопровождает человека всю жизнь, с детского сада, начинаясь запахом горелой манной каши и странного кофе, сдобренного молоком; потом их аромат сменяется благоуханием сапог, машинного масла и псины, а после мир, прощаясь навсегда, пахнет капустой и гречневой кашей с пищеблока дурдома.

Даша присела на одну из кроватей, попрыгала.

- В профилактории бывало лучше, - заметила она недовольно.

Будтов посмотрел в окно, поразмыслил над краснозвездными воротцами.

- Это какая-то воинская часть. Или маскировка под нее. Часового видала?

- Видала. А ты себя-то видал?

- Мать честная! - Будтов хлопнул себя по лбу. - Где тут у них можно посмотреться?

- В умывальнике, наверно, - подсказала Даша. - Пойдем, разведаем.

Они вышли в коридор, где Будтов невольно поискал глазами боевое знамя части, хотя и знал уже, что никаких знамен в этой казарме нет. Справа журчало; в полутемном холодном помещении - больше сортире, чем умывальной, действительно висело зеркало. Захария Фролыч взглянул на себя и почувствовал, что у него подгибаются колени. Взглядом ему отвечал совершенно незнакомый человек. Будтов был худ лицом, на щеках и мясистом носу цвел вечный вишневый румянец, а шалые глаза перепрыгивали с пятое на десятое независимо от общего выражения. Череп покрывали густые, седеющие волосы, местами они завивались в сальные кольца, местами - спадали прямо, тускло отсвечивая, как потемневшее серебро. Таким, во всяком случае, он был вчера наверное. Захария Фролыч точно не помнил, когда в последний разглядывал свою физиономию. Тем не менее, он был уверен, что изо дня в день он видел совсем не то, что сейчас: редкие черные пряди, тщательно зачесанные назад и открывающие задумчивые залысины. Тонкий подвижный нос с широкими ноздрями, испуганные зеленые глазки. Из глубоких морщин куда-то исчезли многолетние грязевые наслоения, которые давно сделались своеобразным придатком кожи неустранимым и сообщавшим ей особенный цвет. Из-за этого цвета Будтова не раз забирали в милицию, даже когда он был трезвый. Губы брезгливо поджаты. Захария Фролыч раскрыл рот и потрясенно застонал: тот, как у Даши, был полон зубов, кусачих и острых. Такие зубы регулярно скалятся с телеэкрана, и Будтову невольно почудился привкус мяты.

- А у меня видал? Ы-ы! - Даша оскалилась.

Захария Фролыч покачал головой:

- Ну, попали мы с тобой, Дашка. Чую, что высосут они нас до донышка спящий я, не спящий... Одним словом, свое возьмут.

- Да, - мрачно согласилась Даша. - Тут халява не проканает, это точно.

Будтов легонько толкнул ее в плечо.

- Сама-то! Прямо царица! Поди, и не дашь теперь?

Та вдруг порозовела, и Захария Фролыч понял: начинаются настоящие чудеса.

- Посмотрим, - сказала она неопределенно. - Такому, конечно, можно. Может, у тебя не только лицо изменилось.

Будтов с трудом оторвался от зеркала и поднес к глазам ладони, рассматривая их. Вроде бы, все то же самое. Почище, что ли, стали?

- А это что? - Даша склонилась над раковиной и поскребла пальцем. Посмотри, какое клеймо.

Захария Фролыч присмотрелся. В правом верхнем углу горбился выпуклый значок величиной с монетку среднего достоинства. Вместо клейма отечественного завода-изготовителя там присутствовала шестиконечная звезда и что-то внутри нее - что именно, ни Даша, ни Будтов разобрать не смогли, уж слишком мелко.

- Жидовская мойка, - хмыкнула Даша. - Импортная.

- Может быть, - Захария Фролыч присел на корточки в поисках других знаков, но ничего не нашел.

- А вдруг это шпионы? Израильские? - Дашины глаза зажглись от смелой догадки. Потом она вдруг спросила: - Фролыч, а тебе выпить хочется?

- Терпимо, - буркнул Будтов, распрямляясь. - А у тебя что, есть?

- Нет, откуда мне взять.

- Ну и помалкивай.

Прояснившийся разум Захарии Фролыча напоминал ему, что дело здесь не в импорте израильской сантехники. Но разговор в милицейском газике запомнился ему плохо. Шопенгауэра Будтов отродясь не читал, равно как и Беркли с Кантом, и потому дикие откровения Минусов произвели на него не слишком яркое впечатление. Скажи ему тогда, до капельниц, что он - сам сатана или Господь Бог, то Будтов, даже если бы ему представили убедительные доказательства, отнесся бы к этой новости с простительным безразличием. Правда, была еще родословная. Длинный перечень незнакомых предков заставлял верить, что все не так просто, как хотелось бы. Ошибка, сделанная кем-то и зачем-то, может корениться гораздо глубже. Что-то было, существовала какая-то реальная отправная точка.

- Пошли пройдемся, - сказал он решительно, видя, что в умывальной больше нет ничего интересного. - Пошукаем.

- Сбежим? - шепнула Даша.