Пограничная трилогия: Кони, кони… За чертой. Содом и Гоморра, или Города окрестности сей

Как он доставал нож, Джон-Грейди даже не заметил. Может быть, нож у него все это время был в рукаве. Раздался четкий негромкий щелчок, и сразу световой блик от лезвия. И опять блик. Словно он поворачивает нож в руке. Джон-Грейди вынул нож из-за голенища и намотал дождевик на правый кулак, зажав свободный конец в кулаке. Эдуардо вышел подальше в проезд, видимо, чтобы свет у него был сзади. Ступал осторожно, избегая луж. Его светлая шелковая рубашка в неверном свете словно струилась. Повернулся к пришедшему.

Брось ты эту свою затею, сказал он. Иди домой. Выбери жизнь. Ты так молод.

Я пришел убить или быть убитым.

О-о, протянул Эдуардо.

А не затем, чтобы говорить.

Да это я так, чисто для проформы. Снисхожу к твоей юности.

Насчет моей юности можешь не волноваться.

И вот картина: темнота, проезд. Сутенер стоит, его рубашка на груди расстегнута. Прилизанная, напомаженная голова в электрическом свете кажется синей. В расслабленной руке у него нож с выкидным лезвием.

Я хочу, чтобы ты знал: мне до последнего хотелось простить тебя, сказал он.

А сам при этом сокращает расстояние, подбирается шажками почти неуследимыми. Остановился. Стоит чуть склонив голову набок. Ждет.

Видишь, я тебе даю максимальную фору. У тебя, видимо, еще нет большого опыта всяких драк. А вообще-то, в драке чаще всего проигрывает последний, кто что-то сказал.

Он приложил два пальца к губам, призывая к молчанию. Потом сделал ладонь чашечкой и поманил ею парня.

Давай, сказал он. Надо же с чего-то начинать. Это как первый поцелуй.

Что ж, парень начал. Шагнул вперед, сделал обманный финт, потом мах ножом вбок, шаг назад. Эдуардо, как кот, выгнул спину, приподняв локти, чтобы пропустить нож противника под ними. Его тень на стене пакгауза напоминала этакого темного дирижера, для начала взмахнувшего палочкой. Улыбка, пируэт. Сияние прилизанных волос. В нападение пошел пригнувшись очень низко и делая махи ножом слева направо; нож прорезал воздух три раза так быстро, что не то что не среагируешь, а почти даже не увидишь. Джон-Грейди отразил удар замотанной в плащ правой рукой, споткнулся, выправился, но Эдуардо, улыбаясь, уже снова кружил около.

Думаешь, тут таких, как ты, не видели прежде? Я таких, как ты, навидался. Навидался во множестве. Думаешь, я не знаю Америки? Я знаю Америку. Сколько мне, думаешь, лет?

Он остановился, присел, сделал финт и, огибая противника, снова двинулся.

Мне сорок лет, сказал он. Старик, нет? Уважения заслуживаю, нет? А тут ты со своими драками на ножах в переулках.

Он снова сделал выпад, а когда отступил, его рука ниже локтя была порезана и желтая шелковая рубашка потемнела от крови. Но он, казалось, этого не заметил.

Делать мне больше нечего, только и драться тут с соискателями. Мальчишками деревенскими. Которых бесконечное множество.

Он резко остановился, повернулся и зашел с другой стороны. Словно актер, мерящий шагами сцену. Временами казалось, что он противника вообще не замечает.

Они лезут и лезут из этого вашего пораженного проказой рая в поисках того, что среди них там уже вымерло. Того, чему они, наверное, уже и названия-то не знают. Но, будучи деревенскими мальчишками, первое, куда им приходит в голову наведаться, — это бордель.

С его рукава капала кровь. Медленные темные капли, исчезающие в темном песке под ногами. Он шел вокруг противника по часовой стрелке, то и дело выбрасывая вперед руку с ножом. Как человек, беспорядочно рубящий бурьян.

И тут уж вожделение, которое, конечно же, туманит их мозги. То есть то, что у них в этом плане имеется. И от них ускользают простейшие истины. Похоже, они не понимают, что в проститутках самое главное…

Вдруг он оказался в низкой стойке перед самым Джоном-Грейди. Почти на коленях. Почти как проситель. Парень даже не заметил, как он там оказался, но когда он отступил и возобновил свое кружение, бедро Джона-Грейди оказалось глубоко вспорото и по его ноге заструилась теплая кровь.

…самое главное то, что они проститутки, закончил Эдуардо.

Он присел, сделал обманный финт и опять закружился. Потом подступил ближе — с ножом, обращенным лезвием к себе, — и нанес еще один порез, менее чем на пару сантиметров выше первого.

Уж не думаешь ли ты, что она не умоляла меня снизойти до нее? Может, рассказать тебе, какие штуки она предлагала мне с ней выделывать? Фантазии такого деревенщины, как ты, на это не хватит точно.

Ты лжец.

О, наш соискатель заговорил!

Джон-Грейди попытался достать его ножом, но Эдуардо шагнул в сторону и каким-то образом сделался маленьким и узким, да еще и голову отвернул этак в сторону, будто в презрении, на манер торерос. Опять закружились.

Прежде чем разобраться с тобой окончательно, я дам тебе еще один, самый последний шанс спастись. Я дам тебе уйти, соискатель. Если ты еще будешь в состоянии.

Парень отпрыгнул в сторону, не спуская с сутенера глаз. Кровь на его ноге стала холодной. Поднял руку с ножом, рукавом провел у себя под носом.

Спасай себя, сказал он. Если сможешь. Спасай себя, повелитель шлюх.

Он еще обзывается.

Продолжают кружиться.