Пограничник

А значит, мы САМИ должны обеспечить безопасность родного края, сеньоры! То есть придумать такую организацию, когда живущий на границе люд САМ сможет себя защитить, не надеясь на никчёмную по количеству группу рыцарей. Чтобы если степняки если и победили, захватив какую-то деревню, то с такими потерями, что зареклись сюда ходить.

— Да как ты не понимаешь! Нельзя давать крепостным оружие! — снова вскочил и заходил па палатке дядюшка.

— А я не собираюсь давать его крепостным, — сидел я с каменным выражением лица. — И ты это почувствовал по моим указам. Которые, дай догадаюсь, временно, до моего личного посещения Лимеса, саботировал. Так?

Ответа не требовалось.

— А вот этого тем более нельзя! — заорал виконт. — Чернь должна знать своё место! Нельзя её на вольные хлеба!

— Знаешь что дядюшка! — вскочил и заорал я в ответ. — Знаешь что, родной ты мой родственничек! А может ты скажешь, как есть, и не будешь выдавать желаемое за действительное?

Так и скажи, мать твою: «Я — грёбанный феодал, и хочу сохранить свои феодальные права на владение рабами! И срать хотел на всё иное» Давай, дядюшка! Вперёд! Потому что других причин противиться моей реформе у тебя нет! Ты и кучка таких же уёбков с самомнением, считающих себя пупом Земли, жаждущих и на причинное место сесть, и рыбу съесть — чтобы и степняки тебя не сожрали, и, сука, все свои рабовладельческие права сохранить! В рай за чужой счёт хотите выехать! Ибо все в этом мире вам обязаны по праву рождения.

Так вот, сеньор Атараиско, вам этот мир ничем НЕ ОБЯЗАН! Это вы обязаны — защищать землю. Не щадя живота своего. Защищать, а не мать твою эксплуатировать! Мир вам обязан и кормит вас только пока вы со своей задачей справляетесь, но это, блядь, ваша ОБЯЗАННОСТЬ! А не право. Иметь рабов мир вам позволяет только пока вы можете его защитить! А не можете — хрен вам, а не крепостные крестьяне.

Но повторюсь, если бы вы жили в Овьедо — мать вашу так! Справились бы, осилили. Но ты, блядь, живёшь в Атараиско, на линии соприкосновения с орками! И первый получаешь удар в подбрюшье. А значит ты должен вывести в поле против них… Или на стены тына, или на фронтиры — не важно. Но ты ДОЛЖЕН выставить против орков ВСЁ население! Мужчин. Женщин. Стариков. И даже детей. Не можешь рубить и колоть врага, старческая немощь, юношеское бессилие? — Стреляй. Не в состоянии стрелять? Заряжай арбалет, или болты подавай. Да хоть смолу, блять, с тына лей! Кто хочет — тот найдёт дело. Мужчины — первая линия, с копьями и алебардами. Бабы с башен болтами фигачат, дети и старики — заряжают. И когда в КАЖДОМ мать твою поселении степняки встретят по нескольку сотен готовых к бою людей, то пусть они будут плохо обучены и так себе вооружены, степняки умоются кровью. Будут на сотню крестьян менять десяток своих? Но они БУДУТ их менять! В отличие от системы с твоими грёбанными рыцарями, защищающими лишь самих себя и плюющих на всех по праву рождения.

— Возрази, дядюшка! — припечатал его, уткнув пальцем, когда в палатке воцарилась тишина. — Давай, возражай!

— Сто крестьян с дубинами забьют рыцаря в доспехах, — изрекла вдруг Ингрид, добавляя масла в огонь. Спасибо, красавица. — Там, откуда я родом, когда-то было крестьянское восстание. Его подавили, только подтянув войска со всего герцогства. Мы, моя семья, бежали. Все бежали. Их было много, они не щадили никого, и никто не мог с ними справиться.

— Сто zadrotov шахматистов забьют даже Валуева, — буркнул я под нос, хотя местные не поймут этот афоризм. — Именно, так и есть, Ингрид. И ещё один секрет открою, главный враг любого крестьянского восстания, причина их поражений — неорганизованность. Полыхни одновременно восстание крестьян по всей стране, чтобы не было территорий, откуда можно вывести войска чтоб перебросить в мятежные провинции, чтобы не было мирных земель, как базы наступления — вам всем скирда, благородные!

Не до игр в привилегии нам сейчас, сеньоры. НАМ надо сделать так, как не сделает больше никто. Ибо если не справимся — орки нас сожрут. Всех нас, невзирая на сословную принадлежность.

— Рикардо прав, чёрт возьми, — выдал свой вердикт дедушка Ковильяна. — Как бы ни было сложно это признавать, но у нас нет другого выхода, Алехандро — Это дядюшке. — Мы не в Овьедо. И больше скажу, в самом графстве тоже придётся всё менять, не только за Кривым Ручьём. Всё-всё менять. Да-да, сеньоры бароны, мы должны у себя сделать всё так же, как делает в своих владениях Ричи, и чем быстрее — тем лучше. Ради общей безопасности.

— Вы понимаете, что это означает? — На дядюшку было страшно смотреть. — Это означает, что всё, что было… Не будет по-прежнему, — не сумел он сформулировать страшилку, хотя наверняка догадывался и умом понимал 3,14здец ситуации. Ну, что он более не феодал-рабовладелец. А это крушение всей картины мира, разрыв кукухи, такое не проходит мгновенно. — Мы, благородные, ВСЕ благородные, превратимся в… Кого? Мы даже наёмниками не станем — некому и не с чего нас содержать!