Пограничник

— Абзац. Текст: „Также спешу сообщить вашему первосвященству скорбные новости“. Ещё абзац. „В связи с тем, что вся наша страна готовится к войне владетелей друг с другом и противостоянию с его величеством разных замышляющих недоброе герцогов, мы, маленькое отдалённое пограничное графство, этой осенью по сути остаёмся сиротами, всеми брошенными и покинутыми. И защищать свои земли и земли к северу от набегов коварных степняков придётся один на один, встав грудью, не щадя своего живота, надрывая последние силы, зная при этом, что помощи и поддержки ждать неоткуда. И будет нам от этого убыток и разорение крайнее. А потому, ваше преосвященство, десятину в этом году графство Пуэбло платить не будет. Денег, ваше преосвященство, нет, но вы там держитесь. — Вспомнилась фраза другого нашего президента, дяди Димы, отнюдь не такого брутального мачо и интеллектуала, как дядя Володя. Впрочем, тут такой юмор не оценят, а потому сгладил:

— Держитесь и молитесь за нас — может господь сниспошлёт нам силы духа и силы физические справиться с напастью“. Точка. Граф Пуэбло, подпись, все дела.

— То есть, сын мой, — это падре, — не „не заплатим в ЭТОМ году, отдадим позже“, а просто „не заплатим“, и всё?

Боже, как он охренел. Такое лицо надо видеть. Эффектом доволен — мысленно поставил галочку. С ним охренели и остальные, но только падре нашёл в себе силы возразить.

— Да, именно. Мы просто не заплатим, — держа покерную маску, кивнул я. — Нам нужнее — богоугодное дело делаем.

Всё, и падре выпал в осадок, лишь хлопая глазами.

Я осмотрел сидящих за столом. Все, абсолютно все сидели с раскрытым ртом, а нас по утрам немало собирается народа — вместо тесного почти семейного круга доверенных, как раньше, мой стол теперь напоминает казарму, где кормится взвод или рота. Зато можно не теряя времени дела обсудить. И вся рота сейчас была в ах… Изумлении.

— Чего? Чего уставились? — не выдержал я. — Сделайте лица попроще, сеньоры.

Падре подобрал челюсть первый.

— Рикардо, сын мой. Так НЕЛЬЗЯ!!! — налился железом его голос. — Божью долю платить должны все! И никто… Никто, сын мой, не смеет указывать епископу, как ему быть и какие решения принимать! Никто не может давить на церковь, сын мой! А иначе…

— Да? — деланно удивился я. — А то что будет „иначе“? Что „иначе“, падре? Ну?

Отче замялся.

— Сын мой, так НЕЛЬЗЯ, — от недостатка аргументов повторился он. Я тоже повторился:

— А „иначе“ будет что, святой отец?

— Тебя объявят отступником, — попытался стращать он. Мишель-Анабель сбоку на это только презрительно скривилась, что, кстати, не осталось незамеченным святым отцом, разозлившимся ещё больше.

— За что? — издевался я. — Я не поклоняюсь золотому тельцу, дьяволу или другому богу. Я истинный христианин. И в личной беседе честно сказал, что готов исполнять принятый церковью обряд, невзирая на то, что было где-то там, — абстрактно махнул рукой. — Ибо господь един для всех.

— Ты, истинный христианин, который сколько уж месяцев как не причащался? — парировал он очень важным для себя аргументом. Я же на это лишь развёл руками.

— Так ведь война, отче. Некогда всё. Вернусь из похода — обязательно причащусь. И попощусь даже.

— Тебя от церкви отлучат, идиот! — в гневе вскочил он и топнул ногой. Я тоже вскочил:

— Ну, отличили! Отлучили меня! Дальше что будет, падре?

— А дальше то, что ты не сможешь ни причаститься! — стращал он выкатив бешенные глаза. — Ни исповедоваться! Ни грехи отпустить!

— Аж мурашками от страха покрылся! — ёрничал я, и видел, как рвало кукуху от моих слов всем остальным присутствующим. Как они кривились, убирали глазки в пол от… Стыда? Робости? Я на святое замахнулся, на что пока никто не замахивался. Не было тут Мартина Лютера. А церковь наоборот, это тот институт, который не даёт развалиться государствам, не даёт им сцепиться друг с другом, чтобы нас сожрали орки. Или кокнули эльфы. И правда, с огнём играюсь. Но я принял решение, а значит буду его исполнять, и точка.

— Рикардо!.. — Священник тяжело задышал, заставляя себя успокоиться и взять в руки — ором ничего не добьёшься. — Рикардо, сын мой, ты волен быть в своих заблуждениях. Но отлучат не только тебя. Могут отлучить всё графство. Тогда никто из местных жителей не сможет делать этого. Церкви просто закроются. Ты не понимаешь, что это такое, ты слишком юн и глуп.

Только представь: во всём Пуэбло никаких крещений. Никаких отпеваний. Никаких служб. Никаких исповедей и отпущения грехов. Как мы пойдём к богу с неотпущенными грехами? Это в ад дорога, сын мой! Для всех! Все жители графства будут страдать за тебя, нести твой крест. Ладно роптать, но ты и правда не хочешь спасения тысяч безвинных душ?

— Господь судит людей по делам их, — зло парировал я, опасно сузив глаза. — Священник лишь направляет, напутствует, как пастух овна. Но получает этот овен только за то, что сотворил или не сотворил сам, святой отец, кто бы и сколько ему грехов ни отпускал на грешной земле.

— Кощунство! Ересь! — На сей раз падре сказал это устало, не подскочив и не вылупив зенки.