Пограничник. Том 1: На афганской границе

Сашка встал. Во взгляде его я увидел горечь. Горечь оттого, что надо ему расставаться с человеком, с которым с пеленок он плыл по жизни в одной лодке.

— Чего вылупился? — Улыбнулся я, — сюда иди, дубина ты стоеросовая.

С этими словами я встал и крепко обнял брата. Обнял так, как хотел обнять с того самого момента, как вновь увидел Сашку живым. Он ответил мне тем же: до хруста стиснул мне спину. Мы расцепились.

— Не понимаю я, как ты все помнишь наперед, — признался Сашка, — но все, что ты говорил, все сбылось. Это выходит, нам с тобой и правда Афган?

— Правда, Саша.

Брат поджал губы и неуверенно отвел взгляд. Горечь разлуки теперь отразилась еще и на его молодом светлом лице.

— Ничего страшного, Саня, мы ж с тобой Селиховы. Мы везде сдюжим, — сказал я с улыбкой и положил руку брату на плечо.

— Ты, главное, вернись живым, Пашка. С целыми ногами и руками. Вот это щас для меня главное.

— Вернусь. Не переживай. И ты вернешься, уж я-то знаю.

Сашка робко улыбнулся.

— Где наша не пропадала? — Я рассмеялся сдержанно, — уж если мы Семку Мухина и пятерых его ребят уделали, тогда, в восьмом классе, помнишь?

— Помню, — улыбка Сашки стала ярче. — Вдвоем на пятерых.

— Ну. Тогда что нам Афган?

— По плечу.

— По плечу, — согласился я.

— Э, братья-акробатья, — подошел ефрейтор, тормошивший до этого других отбывающих, — кончайте прощаться. Машина ждет.

— Ща, бегу, — буркнул Сашка.

Ефрейтор глянул на Сашку недоверчево, и добавил:

— Шустрее.

А потом потопал между нарами, подгонять остальных, кто собирался.

— Ладно, побегу, — Сашка накинул куртку, хотел было уже отправиться к каптерке, но замер.

— Паш?

— М-м-м-м?

— А правильно ли это?

— Что?

— Что мы с тобой на этот хитрый фортель пошли.

— Ты ж всегда хотел в ВДВ, — улыбнулся я.

Он покивал.

— Спасибо, — сглотнул Сашка тяжелый ком. — но разве тебе самому не хочется…

— Не хочется. Иди.

Сашка поджал губы, кивнул. Побежал в открытую каптерку за своей сумкой. Я наблюдал, как прапор построил всю команду в коридоре, за дверью казарм. Потом их повели на плац.

Я медленно, чтобы не разбудить остальных, пробрался к маленьким окнам, что глядели во двор сборного пункта. На плацу ребят уже ждал автобус З8АС. Свет фонарей, смотревших на машину со здания казарм, освещал ее мокрый от дождя зеленый кузов.

У машины их уже ждал майор Сапрыкин со своим лейтенантиком. Команду построили, несколько раз пересчитали, и призывники стали грузиться в автобус. Спустя полминуты, его двигатель рыкнул, и З8АС покатился по плацу, миновал ворота и исчез в темноте краснодарских улиц. Я наблюдал, как часовые закрыли за ним массивные створки ворот.

— Ну все, Сашка, — прошептал я тихо, — я сделал все, что мог. Теперь уж и ты меня не подведи. Выживи.

В автобусе шумело. Старлей Машко ругался на призывников, подгонял оставшихся ребят занять свои места в автобусе.

Я вошел и сел одним из первых. Занял крайнее заднее место. Вася Уткин приземлился рядом, устроил свой баул на коленях.

— Ну что, Саш? — Обратился он, — увезли братца твоего?

— Увезли. Час назад.

— Серегу тоже, — пробасил здоровяк немного обиженно. — Даже не попрощался, сучек. Обиделся, что я к вам с братом подсел. Я ему талдычу: ты им спасибо скажи, что тебя осадили. А он, знай, только и болтает про то, как ему западло у всех сигареты стрелять. А все равно ж стрелял.

— Скоро бросит, — улыбнулся я. — Побегает чутка по полигонам и бросит.

— Да ну, он с двенадцати лет, как паровоз.

— Э, слышь, паря, — вдруг раздался нахальный голос.

Это позвали щекастого Мамаева, усевшегося на сидение перед нами.

— А? Чего? — Испуганно пискнул Мамаев.

Окликнул его здоровенный полноватый детина, имени которого я не знал. Да и не общался я с ним, в общем-то.

Не очень высокий, но широкий в теле парень носил свитер, под ватную фуфайку и наполненные в ляхах брюки-клеш, которые, будто бы были ему узковаты. У здоровяка было овальное, с округлыми чертами лицо и нос картошкой. Коротко остриженные черные волосы топорщились ежиком.

За спиной здоровяка были еще два парня: жилистый, похожий на беспризорника с бандитской рожей, и другой, рыжий, с обильно посыпанным веснушками лицом.

— Да хотел поинтересоваться, — изображая воспитанность, нахально продолжал круглолицый, — место нам с пацанами не уступишь?

Мамаев удивленно заморгал, не зная, что ответить.

Рыжий с беспризорником посмеивались за спиной круглолицего. Вальяжно стояли руки в брюки.

— Ты войди в положение. Нам просто спереди ехать неудобно.

— Ага, — встрял беспризорник, — укачивает.

— Да не вопрос, пацаны, — заискивающе развел руки Мамаев, — ваще не вопрос. Садитесь, конечно.

Он подвинулся, прижавшись ближе к окну.

— Да ну не. Мы вчетвером на лавку не влезем, — кивнул ему круглолицый, — а я, с моими товарищами, ну никак расставаться не могу, сам понимаешь. Дружба!

Мамаев растерянно поглядел по сторонам. Потом молча выполз со своего места, встал, беспокойно оглядываясь. Довольная троица загрузилась на его лавку, зашепталась.

— Э! — Свистнул я легонько, привлекая его внимание. — Садись тут. У нас еще место есть.