Пограничники

Командир полка приказал начать раздачу воды с пулеметных взводов, а Самохвалову точно засечь время. За сорок пять минут успели дать воды по ведру лошадям, залить фляги взвода станковых пулеметов, двух кавалерийских взводов. Темпы были невысокие, но сейчас весь вопрос был лишь во времени: воду добыли, оставалось успеть запастись ею и напоить коней до выхода наперерез банде, преследуемой Классовским.

Разгадать замысел Дурды-Мурта и Ахмед-Бека было нетрудно: они стремились увлечь отряды Масленникова и вспомогательный Классовского в глубь песков, измотать безводьем и с обессиленными расправиться.

Теперь-то была надежда, напоив бойцов и коней, со свежими силами продолжать преследование. Но верхом на коне много запаса не возьмешь, караваны — и хивинский, и ханкинский, и главным образом основной, в двести пятьдесят верблюдов, ташаузский — никак не могут догнать отряд. Где-то позади тащится орудие.

Часов около одиннадцати утра, когда солнце стояло уже высоко и жгло немилосердно, дежурный радист Осипов передал радиограмму от Классовского:

«46 километров северо-восточнее Докуз-Аджи веду бой с шайкой Дурды-Мурта. Шайка проявляет активность. Двигайтесь на помощь. Когда выступаете? Классовский».

Прочитав радиограмму, командир отряда вызвал к себе проводников, приказав радисту потребовать от Классовского точной градусной ориентировки от колодца Холыбай.

— Ну что, — обратился он к «королю песков», когда тот, заметно повеселевший после выпитой воды, подошел к командиру, — сможешь вывести нас точно в этот район? — Он указал пункт на карте.

Некоторое время Кабул, пытаясь удерживать прыгающую бровь, что, как теперь знал Масленников, означало волнение, всматривался в карту, как будто разбирался в ней, затем, вздохнув, признался:

— Начальник, этой местности мы не знаем…

Правду ли он сказал или не хотел вести отряд — дела это не меняло. Ничего не оставалось, как без проводников и без караванных троп, напрямик через пустыню идти на сближение с бандой на помощь «вошедшему с нею в соприкосновение» добротряду Классовского.

Единственное, что его успокаивало: отпадала необходимость высылать разведгруппу, которая теперь вливалась в основной состав отряда. Ей уже дан был приказ на седловку. Классовский хоть и не мог самостоятельно разгромить двести пятьдесят джигитов Дурды-Мурта, но висел на хвосте у банды, наводя на нее основные силы, дожидаясь подхода Масленникова, рассчитывал, что Ахмед-Бек и Дурды-Мурт не станут сейчас останавливаться для того, чтобы разделаться с добровольческим отрядом, поскольку и хорошо поставленная разведка бандитов, и активность Классовского говорили о движении по пескам вслед за бандой крупного воинского соединения.

Но в том-то и состояла суть дела, что по пескам опять приходилось идти, преодолевая бездорожье, почти без воды, не успев даже напоить лошадей, сколько-нибудь отдохнуть самим. Радисты снова принесли сообщение Классовского: «Веду бой 60–70 километрах от Хан-Кую юго-юго-восток, градусы 115–120. Когда выступаете?»

Прочитав текст, Масленников приказал радисту:

— Зашифруйте и передайте Классовскому: «Выступаю в двенадцать ноль-ноль по указанному градусу. Слушайте меня в двадцать часов. Наступлением темноты выбросьте две ракеты, зажгите сигнальный костер».

Водопой, скомканный и торопливый, еще продолжался, когда командир полка с группой разведотряда, в первую очередь получившего воду, двинулся строго по азимуту, проверяя направление сразу тремя компасами, строго на восток.

Крутые песчаные перевалы с монотонным однообразием идущие поперек движению с юга на север, создавали серьезное препятствие, заставляя отряд то подниматься на гребни, то опускаться в низины. Бесконечное количество ям, черепашьих нор, сыпучий, поглощающий ногу до середины голени песок, палящее полуденное солнце — все это как будто нарочно испытывало предел человеческих возможностей.

Сопка за сопкой, гребень за гребнем, снова в низину и снова на песчаный перевал, под хриплое дыхание измученных лошадей, с мутящимся сознанием, то в седлах, то ведя коней в поводу, обжигая руки о металл, чувствуя и сквозь подошву сапог раскаленный песок, отряд шел и шел, как будто это были не люди с живой плотью и кровью, не кони, падавшие от усталости и безводья, а одни лишь сгустки воли, державшиеся лишь всепобеждающим духом.

Пала одна, а затем и вторая лошадь. Их пристрелили. Потом — почти одновременно еще две. Бойцам пришлось пересесть на верблюдов, десятка полтора которых, получавшие усиленный рацион и воду, несли только самое необходимое: пулеметы, боеприпасы, неприкосновенный запас.

Наступила ночь, сразу, как это бывает в Средней Азии, но и темнота не принесла облегчения. Непрерывное наблюдение за восточной частью горизонта не дало никаких результатов. Горизонт освещался лишь блеском звезд да желтым светом восходящей луны.

Воды оставалось всего по четверть фляги на человека, лошадей поить было нечем.