Пограничные полномочия

А точнее, застывает. Я думаю о Томе, астероиде, кресле, превращающемся в гамак, и аляповатом потолке местной базы. По кругу. Даже нет… не думаю, потому что это не длится как процесс, – просто помню. Как будто принуждаемый внешней силой, за которой угадываюсь я сам. И подспудно – везде, неотделимо – присутствует нечто ещё – назойливое, дребезжащее, холодное и мучительное. Не в силах полностью противостоять гипнотическому влиянию этого нечто, всматриваюсь в его суть – и вижу там именно то, чего ожидал, – преследующее меня повсюду по пятам притяжение абсолютной бессмысленности.

Но Том, астероид, кресло – не отпускают.

И я говорю тотальной тьме, приобретшей персонифицированность. Не помня и не ощущая слов – но имея неутолимую жажду донести. Не совсем понимая что. И не будучи в состоянии вытащить из памяти, к кому я обращаюсь.

Гамак, астероид, Том.

Мой визави меня не слышит. Мне наплевать. Потому что мне. Потому что я. Потому что произошло кое-что, чего по всем предполагаемым правилам быть не могло: я остался.

Потому что астероид, гамак и Том. Или для того чтобы. Или – в частном случае всего.

Согласился понять, но в этом нет смысла: я уже понимал. А суть – и вовсе в стороне: понимал я больше того. Уже изучил себя достаточно, чтобы быть не в состоянии такое вычеркнуть.

***

Четверо высокорослых существ теснятся у меня перед глазами на фоне… отсветов костра? Заката за полуприкрытыми шторами? Нет же… лилового свечения потолка на мирабилианской базе.

Опять меня куда-то кувырнуло? Ну э…

Силуэты становятся чётче, и я с резким ошеломлением замечаю, что принял за группу склонившихся надо мной пришельцев свои собственные растопыренные пальцы. Зачем я держу их перед лицом и…

Пахнет маринованными огурцами, чтоб меня…

– Двенадцать в квадрате? – проникновенно выведывает привычный голос. Я снова в том кресле-трансформере, теперь застывшем в жёстком сидячем варианте.

– Сто сорок четыре. Можешь прояснить, на какой глубине бреда я сейчас нахожусь?

– На какой именно – не могу. Но вот эта – как на грех та, которую мы сговорились считать нулевой.

– А на самом деле здесь… не поверхность? – уныло вопрошаю, высматривая позади Тома источник аппетитного аромата.

– Кто знает… – ухватив очередным неизвестно как называющимся столовым прибором, больше похожим на хирургический инструмент, он протягивает мне почти совсем земного вида скользкий и прохладный корнишон.

– Том… что произошло?

– Ты уничтожил расу.

– То есть… совсем? – блаженно похрустываю угощением, с досадой понимая, что съесть их прямо сейчас пару килограммов, как того отчаянно требует организм, мне никто не даст.

– Да.

– Ты уверен?

Он только поджимает нижней губой верхнюю, демонстрируя недоумение и надежду одновременно, и сосредоточенно косится на меня, убеждаясь, что глупый землянин не проткнул себе язык мирабилианским ухватом для огурцов.

– И… почему у меня вышло?

– У тебя любопытная мутация, – усаживается напротив, движениями век подавая знаки потолку, чтобы тот понизил интенсивность освещения. – Во время даже глубокой фазы сна активно гораздо большее количество зон мозга, чем у обычного человека. У мирабилианцев с этим ещё хуже, чем у землян. Мы спим как убитые, хоть и редко. А там, внутри, когда Мираж приглашает глубже – это физически некая форма сна. Надо думать, мутация не даёт тебе полностью терять связь с внешним миром. Но не так, как я. Я сразу везде, а ты – привязан к тому, что происходит здесь, хоть и не отдаёшь себе отчёта. Мы наблюдали такое раньше только у наших женщин. Но женщины не могут… то есть…

– Не могут так сильно концентрироваться на одной задаче, я в курсе. Не бойся, я не стану обвинять тебя в неполиткорректности.

– Да какая там политкорректность, – от души сминает лицо улыбкой Том, – я просто слово не мог подобрать…

– Выходит, ты уже знал, что я такой мутант? Проверил на Мирабилисе? Пока я спал?

– На Ёжике. Пока ты спал.

Перевариваю огурец и поступившую информацию – и то и другое вызывает интенсивную жажду.

– А… – быстро спрашивает он, предусмотрительно вскочив и ретировавшись за порцией воды для меня, – что там в Мираже творилось – как именно ты смог это сделать?

– Думал о тебе, – машинально беру протянутый неправильной формы стакан. – А теперь избавь меня от своего присутствия. Сейчас же.

На его лице отражается искреннее изумление, тут же снизу вверх сменяющееся волной снисходительного благодушия. Испаряется из поля зрения, явно успев уменьшить температуру в помещении градуса на четыре – специально для моего земного тела. Какая предупредительность, посмотрите-ка…

Ухитряюсь заставить кресло обратиться в гамак и некоторое время технично избавляюсь от ярости, ища оправдания раскрывшемуся обману и цепочке всех остальных поступков Тома. Получается не очень, и я собираюсь всё-таки высказать ему пару ласковых, составляя соответствующую тираду, но, похоже, так увлекаюсь глубоким успокаивающим дыханием, что никакие мутации уже становятся не властны над накатившим немедленно-даже-не-думай-шевелиться сном.

16 апреля 2099 года, всё ещё