Поверхность непривычная на ощупь, а ухват по сравнению с бластером – хм… я его как будто задом наперёд держу. Целюсь в спинку полковничьего кресла.
– Боевые! – предупреждающе рявкает он. – Давай-ка двинем на стрельбище.
– Вряд ли наши мишени рассчитаны на такое…
– И не на такое ещё! – оскаливается Гончар, изымая у меня свою драгоценную игрушку.
Следующие три часа мы испытываем оружие: начав с несчастного ковбойского, для которого и впрямь в арсенале имеются какие-то чуть ли не соломенные мишени, и закончив современным (пока я перенастраиваю тир, полковник любовно убирает кольт обратно в «валенок»). Поначалу веду по меткости, но к концу мероприятия известный своим безграничным вторым дыханием Гончар начинает планомерно обгонять.
К середине моей третьей матерной тирады по этому поводу, которая могла бы послужить настоящей жемчужиной коллекции лингвистов с Мирабилиса, полковник, уже начавший прицеливаться, опускает бластер и отключает подсветку панели:
– Поздравляю с победой, Кузнецов.
Противнику не хватает всего двух попаданий, чтобы перебить счёт, и, будь на его месте кто-то другой, этот реверанс выглядел бы попросту как насмешка. Кто-то другой. В том-то и дело. Так трогательно, что я позволяю себе продолжить допрос:
– Раса двадцать шесть вправду отовсюду исчезла, Пётр Николаич?
– Ты же видишь сводки не только с наших баз. Хотя и не имеешь права, – успев подмигнуть за еле осознаваемый отрезок времени, складывает руки на груди.
– Я имею в виду не базы, чем-то же заняты наши учёные! И Том как в рот воды набрал! И мысли свои он контролирует получше, чем… не важно. Ладно… отпустите меня в августе отдохнуть?
– Вот ещё. И так нагулялся!
А я знаю – хотя и не имею права: приказ уже готов, и даже с дополнительной неделей отдыха и премией… Потому что это полковник Гончар, а не кто-то другой, в том-то и дело…
И я тоже – не кто-то другой. Но последнее, конечно, порождает некоторые трудности… Потому как означает, что засевший в печёнках я не успокоюсь, пока всё не выясню.
И прямо сейчас меня тревожит несколько вещей…
Во-первых, действительно ли я вернулся в реальность.
Во-вторых, что случилось с расой и как именно это произошло.
В-третьих, какого дьявола Алекс разломал санузел и успеет ли он его отремонтировать до моего возращения домой.
В-четвёртых, как я смогу не отомстить Риткиному насильнику.
В-пятых, Том…
Том меня, конечно, тревожит больше всего. Вдруг он вообще эту расу устроил как аттракцион для всех нас, чтобы пар выпустили или ещё чего… Такой мирабилианский проект… Сколько ни пытаюсь узнать у него, какие выводы сделали их высокоразвитые учёные по горячим следам моего подвига, – наглухо уходит от темы.
Жёсткая тяжёлая ладонь полковника упирается мне в ключицу:
– Ваня? Отомри! На сегодня свободен.
– Я же не закончил тестирование удалённого доступа к огневой системе на Бурой…
Он величаво поднимает и разводит брови, чётко указывая мне двумя пальцами на дверь.
На обратном пути даю домашнему компьютеру задание синтезировать рыжую краску для волос. Решив, что предлагаемые в палитре «настоящий красный» и «апельсин» потянут на очередное дисциплинарное взыскание, предпочитаю слегка струсить и выбрать вариант под названием «имбирный» – утешаясь тем, что точный оттенок Рите не обещал. Приняв мой выбор, он докладывает: ванная приведена в порядок, Алекс ушёл, а Том торчит на кухне, пустив в оборот все мои запасы сахара.
Поэтому, оказавшись дома, атакую сразу:
– Я не понимаю, Том, тебе заняться больше нечем? А ещё член Совета! До чего там ваши докопались – тайна, да? И почему бы тебе как минимум не свалить обратно?
Выставив на стол полную причудливых ватрушек тарелку, он неопределённо изгибает шею – будто сейчас спросит что-то вроде: «Срочно убраться?»
– Мирабилис – свободная планета. Совет избирается заново, только если пожелают граждане. А никто из них не жаждет заниматься такими делами. То есть очень может статься, я застрял в Совете пожизненно. Поэтому… нахожусь где хочу.
– Ты наконец будешь говорить о расе или нет?
– Что мне о ней сказать?!
– Хватит включать дурака! Ты член правительства планеты, на которой пятьдесят лет занимались этой хреновиной. Вот и объясни теперь, что происходит вообще! До чего допёрли ваши учёные? Выкладывай! Меня ведь напрямую касается!
– Боюсь, да… – потупившись, тянется к одной из плюшек на тарелке – вдруг понимаю, что он собирается предложить её мне прямо посреди разговора, и внутренне бешусь – Том тут же отдёргивает руку.
– То есть?! Да что происходит?
– Есть гипотеза, что именно ты и… происходишь, Ваня…
– Происхожу где?..
– Выходит, везде… – выписывает зрачками волну с явно читаемым «но я тут ни при чём».
– Не понял… – приваливаюсь лопатками к холодильнику – он немелодично паникует, считывая команду как ошибку. – К примеру, зачем мне нужно явление Чучуева с того света?
– Для раскрытия темы, надо думать… – зачарованно в меня всматривается.
А я только сейчас понял, почему у Тома серьги синие – удачно подсвечивают настоящий оттенок радужки. А фиолетовые линзы были диким диссонансом… Так себе шпион он всё-таки…