Погребальная похоть

В поезде они почти не разговаривали. Юзернейм спокойно закрывал глаза и предавался дремоте – однако же в подсознании его царил чад кутежа. Дело в том, что проснувшись этим днём, он не мог ручаться перед собою на все сто, что не провалится в какую-нибудь чувственную смуту; а то и в острое, безысходное в своей необратимости битое стекло раскаяния; ну или хотя бы в легкую меланхолию. И безоглядная ко всей сверхсентиментальной части себя, ставка на всё тёмное, порочное и злое, что в нем есть – сорвала куш. Шарик долго носился по рулетке, и интригующе подпрыгивая, остановился на предсказанном числе! Только вот хозяева психо-невралгического казино могли бы ещё поспорить, заподозрить в обмане, а то и просто молча сопроводить уходящего счастливчика пулей в затылок. Йусернаме был очень склонен ко множественной личности, но в рамках вменяемости, и потому появления контры долго не ждал – всё таки себя, как своего же противника, он знал более чем достаточно. Но было тихо – сначала даже подозрительно тихо. Прайм-тайм же тянулся за рытьём могилы, а никакой скорби и грусти не намечалось, напротив, ему было даже легко. Министерство дружбы и внешней политики заявляло, что Кристина отправилась туда, где оказалась бы всё равно; а патриарх всея черепной коробки – обрюхаченный рогатый чёрт со свинячьим хряком и вздымающимся елдаком, ехидно причитал вдогонку, что в любом случае он обязательно ещё с нею встретится. Внутренняя победа была очевидна ещё во время шествия по дороге до посадки в такси, а официально объявлялась уже за торжественным столом. Праздновали и кровожадный маньяк, и спятивший визионер, и недавно покинувшее свой пост великовозрастное одинокое сердце – первый смог ощутить сакральное и столь желанное, второй всё происходящее обуславливал и объяснял, третье просто умилённо плакало; тешились и многие другие, более мелкие его ипостаси. Юзернейм созерцал своё безумное королевство, раздавал чумным подаванам автографы, славил Кристиночку и водил подруку её леденцово-прозрачный призрак. Он проспал всю дорогу.

XV : ЖИЗНЬ, КОТОРУЮ Я УЗНАЛ И ПОЛЮБИЛ

Светочка разбудила его, когда поезд подползал к вокзалу.

— Света! Вы в порядке?

Она изумлённо улыбнулась:

— Я в полном порядке. А как ты?

— Отлично, поспал вот, — развёл он руками и пригляделся к ней, — и у вас хорошее настроение?

— Прекрасное.

Ответила она столь легко и уверенно, что Юзернейм вспомнил, с кем имеет дело. За окном уже потянулся перрон, и поднявшись, он увидел, что кроме них в вагоне было всего несколько человек, о чем также безуспешно до этого сообщало отсутствие духоты.

А на улице было всё-таки свежее, закат только начинался, ярко заливая город и эту бешеную людную площадь, и большие дороги, и множество маленьких бликующих стекол, как движущихся, так и не очень. Компашка дежуривших полицейских, неспешно шагающих навстречу, окинула их ничего не означающим взглядом. Йус несколько взволновался внутри, и пройдя дальше, широченно улыбнулся. Света тоже сияла, и он был уверен, что её выражение лица и не менялось. Любовнички вышли на длинную, помещённую меж прямого и плотного ряда домов улицу – здания были элегантны, на первых этажах размещались сплошь кафе и рестораны, дорогие бутики и важные конторы. Юзернейм очень ободрился, ощущая какую-то беззаботную суету в этом времени и месте, хоть ему и хотел помешать какой-то недруг, или просто тролль внутри – это выражалось в попытках вывести на мысленный экран, замостив небо, крупный план на красные, плотно прижатые пакетиком, словно клубника в пенопластовом лоточке, губы Кристи. Но Юм на провокации не поддавался, со скалящейся улыбкой добро кивая самому себе, мол, ну и что теперь? «Ну да, она мертва. Ты ещё напомни мне, что я не бессмертен. Давай, удиви меня!», — требовал он.

Но внутренний тролль не мог, лишь бессильно обиделся и свернул окно.

Это был широкий тротуар, и широкая дорога, впереди виднелась архитектура приемущественно первой половины двадцатого века. Юзернейм исполнялся веселья, отпускал шуточки обо всём вокруг и ударился в безудержную речь: