Погребальная похоть

Йус хохотал. И подобные шуточки продолжались. Это было несколько странно, учитывая, что после экстази одна из побочек – состояние тоски и даже депрессии, и у него всегда были очень угнетающие отходняки. Спрашивать об этом было неловко, да и он хорошо представлял, как она могла бы загадочно ответить, например, что вчера они удостоили визитом сорок пятый год, и побочки она случайно забыла где-то там, среди пёстрых немецких знамён – какбы нивелируя сам аспект вопроса о возможности чего-либо. Уже не говоря о том, что и он действие вещества, коего не принимал, испытал в полной мере; и сейчас прекрасно себя чувствовал.

Они преодолели путь пешком быстрее, чем предполагали, и ещё погуляли по площади трёх вокзалов. Здания оных являлись красивой и величественной архитектурой, возведённой ещё при Империи, а по середине, отделённая железнодорожным мостом, за всей площадью приглядывала советская высотка. Место было интересное и контрастное. Простор в антураже старины был теперь урбанистично нарезан на переплетения нескольких крупных дорог (вдоль небольшого остатка, собственно, площади с газончиком) и порублен на лоскуты образовавшихся меж ними островков – всё во имя службы беспрестанной и жестокой столичной суете. Людно было даже сейчас. Казалось, что споткнувшись и упав под ноги толпе, можно было стать незамечено раздавленным. Недобрую атмосферу также дополняли многочисленные тушки бомжей – лежащие и забившиеся по углам, или отважно ковыляющие и даже что-то требующие от прохожих. А на парковках бликовали, как ни в чем не бывало, неприкасаемые и вылизанные, чёрные дивизии немецких седанов и японских внедорожников.

Площадь инь-яня, как в тебе сочетается глухонемое неведение важного советского ампира с шумом и движением миллионов прохожих? И эти люди, потерявшие всё – среди тех, кто заказывает кенгурятник на свой новый джип, или спускает деньги на жижку для вэйпа?... Как всё это в тебе сочетается, Россия? Как всё это в тебе сочетается, планета Земля? Всех нас здорово затроллили на этом несчастном шарике, вот что. Он ещё разделит на ноль каждое условие и всякое обстоятельство этой вашей цивилизации!

Покинув это само собою разумеющееся, словно алкогольный делириум, безобразие, парочка приобрела билеты в купе и через некоторое время оккупировала уютный и комфортабельный номерок в подвижной гостинице на рельсах.

Поездка пролетела незаметно, хотя и длилась, фактически, целые сутки. В вагоне было тепло, и они не закрывали верхнюю створку оконной рамы; и всё время провели в нижнем белье, одеваясь, только чтоб наведываться в сортир. В ночные часы возлюбленные выключали освещение и предавались романтике нарочито тихих, будто кто-то мог услышать, разговорчиков о вечном и ни о чем, созерцая в окошко медленно плывущее звёздное небо и проносящиеся под ним немыслимые масштабы одной только природы. А в иное время, утомившись от болтовни, в ход шли плееры – они обменивались ими и включали друг другу каждый раз что-то особенное. Общаться и слушать музыку можно было и на расстоянии разделяющего пространство столика, но дремоте они отдавались исключительно вместе – она на нём, как любая порядочная кошка. Истинно так, ибо когда она чувствовала, что ему становилось уже не в моготу выдерживать её пусть и маленький, но вес, девочка умудрялась протискиваться к спинке, вынуждая его чуть сдвинуться, и умещалась бочком, переплетаясь своей свободной рукой с его уже чуть ли не свисающей, чтоб та не упала на пол.

Как-то раз, в свете дня, отчалив от одной из нескольких двадцатиминутных остановок, их обуяло вдохновение – дюже вызывающее устройство комнатки о четырёх постелях требовало себя использовать. Они заперлись и разделись, едва отчаял поезд, как Света была уложена спиною на столик, сжатыми в коленках ножками к самому окну, а голова её с раскрытым ртом свисала вниз – Юзернейм, удерживающийся на руках за края верхних коек, свободно парил и погружался в её глотку; затем сношал поочерёдно на каждой из четырёх коек, набивая ей ротик ликёрными конфетами и придерживая ладонью, чтоб было тише и слаще; прижимал сиськами в стол и пользовал рачком, и укладывал на спину, устраиваясь меж раздвинутых ножек – ублажал орально, затем поднимался и вновь штурмовал; и сам влезал на столешницу задницей, как на трон, позволяя ей сладостно попрыгать, доведя до точки, неконтролируемых криков и горячих соков; наконец устроившись в самозабвенной шестьдесят девятой и залив свой йогурт, должно быть, в самый её пищевод.

Когда поезд подкрадывался к вокзальчику не самого крупного из прибрежных городов на юге страны, они ещё крепко дремали. Юзернейм не хотел в большой курортный город – он вообще не хотел город, посему выбрал местечко поменьше, основываясь по различной информации из сети. Эти его замыслы и искания имели место уже давно. Всё, что ему было нужно – лишь длинный, уходящий в горизонт пляж.