Погребение ангела

— Тьфу! — плюнул он громко. — Тьфу, тьфу, тьфу, — плевал он и хотел материться. Было гадко, как-то стыдно и горько… А еще он почувствовал, что нестерпимо хочет пить. Нестерпимо!

В конце аллеи действительно стояли большие мусорные контейнеры. Их было три. Вокруг них валялось много мокрых бумаг, каких-то рваных пакетов и прочей дряни. В мусоре явно покопались исследователи мусора. Теперь их не было. В двух контейнерах был собственно мусор. А третий был заполнен ветками и листвой. Несмотря на прошедший дождь из этого контейнера шел дым. Где-то там, внутри, тлели подожженные кем-то листья.

Андрей подошел близко. Пахнуло едким дымом и вонью прокисшей всякой всячины. Он сделал шаг назад и остановился. Он стоял так, чувствуя, что уже устал, Граф сильно потяжелел, и ощущался как что-то совсем чужое, не имеющее никакого отношения к энергичному и всегда веселому псу. Андрей постоял, подумал, куда положить свою собаку. В мусор не хотелось. Даже не то, что не хотелось, рука не поднималась. Он не мог этого сделать! Дым от листьев был едкий и горький. Он представил, как будет тлеть и вонять шерсть его собаки, и тоже не захотел оставить Графа в контейнере с листвой. Но все же Андрей шагнул именно к нему, готовясь расстаться со своей ношей. Но вдруг сказал себе тихо-тихо: «А с какой стати?» А дальше подумал: «Почему я должен выполнять то, что сказали делать мне эти мальчишки? Я не хочу, мать их так!…»

Он развернулся и пошел прочь. Он шел через парк, мимо памятника космонавтам, уроженцам их города. Человек в обнимку с ракетой были чернее ночного парка, деревьев и низкого неба, куда они были так устремлены.

Андрей прошел парк насквозь, вышел из него, и телевизионная башня предстала перед ним во весь рост. Стальная высокая ограда окружала площадку, хорошо освещенную и чистую. Посреди этой площадки высилась металлическая конструкция, уходящая высоко, высоко. Андрей поднял голову и увидел огоньки. А еще выше он увидел низкое небо, слегка подсвеченное красноватым. Это город: все его заводы, фонари, и непогасшие окна, отражались в тяжелых, низко ползущих осенних облаках.

— Ну что же я так и буду всю ночь ходить?! — громко, не разжимая зубов, сказал Андрей куда-то туда, огонькам телебашни.

Пить хотелось так, как давно, а может быть и никогда в жизни, не хотелось. Андрей обошел телевизионный центр, вышел на тихую улицу и пошел по ней. Здесь, практически, замерло всякое движение. Светились несколько магазинов и дежурная аптека. Удерживая лопату и сверток то в одной руке, то в другой, Андрей пошарил по карманам и нашел мелочь, которой хватило бы на какой-нибудь напиток, но магазины были, конечно, закрыты, киоск на автобусной остановке тоже. У дежурной аптеки светилось только ночное окно. Андрей хотел пить так, что наудачу постучал в него. Хоть и не сразу, но вскоре пришла старуха в белом халате и больших очках. Она открыла окно.

— Слушаю вас, — сказала она с готовой сердитостью.

— Мне попить что-нибудь продайте, — сказал Андрей.

— Ты что?! Это аптека! Иди отсюда, пока милицию не вызвала.

— Да мне таблетку запить, — соврал Андрей. — Плохо мне, помогите, пожалуйста.

Бабка внимательно посмотрела на Андрея, а он даже не успел ничего специального изобразить на лице, как бабка сразу изменилась.

— Ой! Простите, я сейчас. Вам только воды?…

— Нет-нет! Только воды! Скорее, пожалуйста!

Бабка, как могла, быстро ушла. Андрей положил Графа и лопату на асфальт.

— Вот, возьмите. Кипяченая! — сказала бабка, протягивая Андрею большую фарфоровую чашку, белую с цветком.

Андрей взял чашку, изобразил, что положил в рот таблетку, и выпил теплую, с привкусом старого чайника воду.

— Вот спасибо! Вот выручили! Сейчас отпустит. — сказал Андрей и отдал чашку обратно.

— Да я же вижу, что человек сейчас тут у меня упадет. Вижу лицо ваше и понимаю: сейчас упадет человек. Я в этом понимаю. Давление у вас? — сказала бабка, а Андрей кивнул. — Ну я же говорю! Вы меня простите, что я сразу не разглядела, что с вами. Тут ведь каждую ночь ходят и ходят. То алкаши, спирту им надо, то наркоманы…

Андрей послушал, поблагодарил… Послушал, поблагодарил…

— Ну, мне уже гораздо лучше, спасибо! — сказал он, взял Графа, развернулся и пошел.

«Вот, разыграл целый спектакль из-за стакана воды. Целую пьесу… Тьфу!!!» — и он плюнул.

Он шел еще какое-то время, дошел до следующей автобусной остановки и сел на холодную, влажную скамейку. Посидел так ни о чем не думая, глядя прямо перед собой. Пролился мелкий и редкий холодный дождик, он сидел. Потом к нему тихонечко прокралась гадкая мысль: не подбросить ли Графа на улицу у обочины, будто его сбила машина. Он много раз видел сбитых больших и небольших собак. Всегда аккуратно объезжал их. Они все куда-то исчезали с улиц. Исчезали, как ему казалось, довольно быстро. Но он тут же прогнал эту мысль. Мысль была какая-то чужая, холодная и стыдная. Он отогнал её, встал и пошел дальше.