Погребенные

Андреа выпила чай и откинулась на постель, поставив чашку на столик. Она принялась освобождаться от халата, обнажая гибкое, чувственное тело. Саймон знал, чего ей хочется, и улыбнулся. Хороший способ начать день — даже такой, как сегодня, когда густой, неприглядный туман окружил их со всех сторон. Это также неплохое средство от головной боли. Он повернулся к Андреа и прижал ее к себе.

В начале двенадцатого Саймон и Андреа вошли в церковь. В ней было сумрачно и пусто. Скамьи кое-где были сильно поцарапаны, как будто их ковыряли острым ножом. Единственная свеча у алтаря не позволяла видеть его целиком, а в стенках амвона недоставало нескольких досок.

Тихо звучал орган, его окружала легкая занавесь, из-за которой виднелась лысеющая макушка. Казалось, органист стремится скрыться от глаз прихожан, боясь быть узнанным.

Они сели в заднем ряду и огляделись. Церковного служки нигде не было видно. По-видимому, прихожане сами должны были брать молитвенники и псалтыри у входа и класть их обратно, выходя из церкви. Служили здесь лишь викарий да органист, в этой безбожной юдоли фигуры малозначимые, обреченные на поражение.

Часы на увитой плющом башне пробили четверть двенадцатого, снаружи удары заглушал туман, но в церкви долго раздавалось их эхо. Саймон и Андреа напряженно вслушивались. В ризнице слышался шорох, видимо, священник готовился к службе.

Медленно текли минуты. Им показалось, что они слышат гул снаружи, но никто не вошел в церковь. Послышался шум приближающегося автомобиля, он остановился; тормоза явно нуждались в смазке. Звуки стали громче и отчетливей. Вот по дорожке, ведущей от покойницкой, покатился катафалк, поскрипывая на сланцевой крошке; раздались невнятные голоса.

Двери церкви широко распахнулись, органист заиграл громче, будто стараясь заглушить отголоски мирской суеты. Двое носильщиков в мешковатых серых костюмах подкатили гроб к подножью алтаря. За ними следовал высокий человек с болезненным лицом, профессиональный поминальщик, он прошел в первый ряд.

Брэйтуэйт широким шагом направился на свое место в конце хоров. Его высокий голос вибрировал: "Бог дал и Бог взял…" Он склонился перед распятием и, обернувшись, встретился на миг глазами с Саймоном. Ошибки быть не могло: во взгляде старого священника застыл страх.

Когда они преклонили колена, Андреа взяла Саймона за руку. В похоронах всегда есть нечто пугающее. Смерть. Извечный человеческий страх перед неизвестностью. У нее из головы не шли сланцевые копи Кумгильи, царившие в них холод и мрак. Они создавали ощущение вечных похорон, а липкие, холодные щупальца тумана разносили его повсюду, проникая даже в церковь. Андреа вздрогнула.

Саймон чувствовал растущее напряжение; те немногие люди, что собрались в церкви, будто замерли в тревожном ожидании. Глупо, однако, было так думать. Похоронных дел мастера ничего не могли чувствовать, они посещали в день не менее дюжины церемоний, это была их работа. Они научились искусно выражать печаль на лицах, в уме подсчитывая вознаграждение за каждую службу. Кумгилья была для них лишь местом, где они получат очередной чек, а Джо Льюис — трупом, который требуется зарыть в землю.

Никто из деревенских так и не появился. Брэйтуэйт явно испытывал трудности: то ли ему отказывали голосовые связки, то ли зрение. Уткнувшись носом в молитвенник, он бормотал что-то монотонно и невразумительно. Необходимо было включить свет. Внезапно Саймон Рэнкин почувствовал запах растопленного воска и встревожился. Боже — единственная свеча погасла, и лишь струя едкого дыма поднималась к потолочным балкам. Дыма становилось все больше, он принимал странные формы, наконец стал таким густым, что грязновато-серый свет дня уже не мог проникнуть в небольшие окна. Этот дым напоминал уличный туман, он так же клубился и погружал все во мглу.

Саймон ощутил присутствие зла: пронизывающий холод, мерзкий запах, будто тело в гробу уже начало разлагаться. Он хотел встать, распахнуть пошире двери, впустить свет и воздух, включить лампы. Но не мог пошевелиться и почти ничего не видел… Рядом застыла в оцепенении Андреа, неподвижно глядя в пустоту.

Теперь они были не в церкви, а в какой-то большой комнате с темными драпировками на стенах. Там тоже был алтарь, поэтому на первый взгляд это место можно было по ошибке принять за церковь. Кто-то снова зажег свечу, она отбрасывала дрожащие тени. У алтаря толпились люди — обнаженные мужчины и женщины с вкрадчивыми повадками голодных хищников.

Там был и священник, вовсе не похожий на Брэйтуэйта. Он был выше ростом, подвижнее, а глаза блестели так, что хотелось отвернуться. Но это не удавалось: сила его взгляда гипнотизировала.

На алтаре шевелились две связанные фигурки, казалось, они хотели освободиться, но не могли. Остальные, тесно прижавшись друг к другу и встав в круг, злобно шипели, как ядовитые змеи перед схваткой: "дай нам крови… дай нам крови!"