Погребенные

Разумеется, это был Левингтон. Он поехал в Дауэр Мэншен — видимо, желая все увидеть собственными глазами. После того, как он не вернулся домой к полуночи, жена позвонила в полицию. Полицейские нашли агента под лестницей — оступившись на верхних ступеньках, он упал и сломал себе шею. Самый обычный несчастный случай, ни малейших подозрений, что дело нечисто.

Саймон бросил непрочитанную газету в мусорный ящик там же, где поставил машину. Несмотря на холодный осенний ветер, он весь взмок, ледяные капли пота выступали на лбу и стекали на глаза. Он обязан был предостеречь Левингтона! Впрочем, ничего бы это не изменило: покойный был слишком упрям.

Боже, он не желал в этом участвовать, он не хотел даже читать об этом! Он уедет в Уэльс и там затеряется среди безлюдных сланцевых холмов.

Однако он и теперь не уехал. Телефон в Уэльсе по-прежнему не отзывался. А на исходе дня он повстречал Андреа.

Многие ее черты напоминали Саймону Джули: не только длинные каштановые волосы, свободно падающие на плечи, и маленькая стройная фигурка, — но прежде всего исходившая от нее уверенность. Она не ударилась в панику и даже не расплакалась, когда, разворачиваясь на шоссе, столкнулась с машиной Рэнкина, оставленной перед домом.

Это случилось в тот самый момент, когда Саймон вешал трубку после очередного безрезультатного звонка в Кумгилью. Ни та, ни другая машина серьезно не пострадали — только вмятина на бампере и царапины.

— Ничего страшного, — искренне утешал он незнакомку. — Может быть, зайдете на чашку чаю?

Следующие полчаса он откровенно и с удовольствием болтал с этой женщиной. Выглядела она лет на тридцать, но призналась, что ей ближе к сорока. Разведена, сын учится в университете. Сейчас она не работает и только что выставила на продажу свой дом, что на другом конце поселка. Решила переехать куда-нибудь, но еще не выбрала место. Переезжать нужно, потому что жизнь в пригороде ее угнетает.

Проводив Андреа, Саймон Рэнкин с удивлением осознал, что пригласил ее к себе на завтра, и она согласилась. На миг он ужаснулся, вспомнив, как Ева искушала Адама, как его самого искушала Джули. Но тут же рассмеялся — в первый раз за многие месяцы. Он был слаб, деморализован — и готов к новым искушениям.

Чтобы оценить красоту Кумгильи, требовалось время. Даже в летний солнечный день первым впечатлением туриста было серое убожество. Вздыбленные холмы со склонами, покрытыми сланцевой пылью, напоминали гигантские кучи золы в саду. Редкие деревья удерживали свои ненадежные позиции, вцепившись корнями в каменную крошку; из осыпей создавались все новые холмы.

В начале прошлого века это был край каменистых отрогов и торфяников, сланцевые пласты укрывал ковер из вереска и можжевельника. Продутая ветрами пустошь, где жители крохотной деревушки с трудом добывали себе скудное пропитание на мелких фермах с несколькими овцами. В августе и сентябре, когда из промышленных районов Ланкашира наезжали богачи поохотиться на куропаток, эти арендаторы нанимались к ним загонщиками. Никто не помышлял о переменах, пока в 1825 году на горизонте не появился Уильям Мэтисон.

Сын подрядчика из Средней Англии, Мэтисон сразу разглядел скрытые возможности сланцевых залежей и стал обдумывать способы их выгодной разработки. Он уговорил нескольких местных жителей помочь ему пробить стофутовый ход в горе — и ко времени его смерти в 1870 году Кумгилья уже обильно снабжала всю Англию кровельным материалом. Новый промысел вызвал бум, забытая Богом деревня стала шахтерским поселком. Ежедневно люди работали по двенадцать часов глубоко под землей, при свечах дробя сланец и загружая вагонетки, которые вытягивали наверх лебедками.

Поколения рабочих следовали по стопам предков, шахты все больше углублялись по мере того, как возрастал спрос на шифер из Кумгильи. Потом началась война, а после нее шифер вытеснила более дешевая искусственная черепица. Одни говорили, что сланцевые залежи Кумгильи практически выработаны, другие — что на рынке спад, и сократившийся спрос можно удовлетворять, добывая сланец в открытых карьерах. Бурное развитие Кумгильи сменилось упадком. Многие жители помоложе покинули ее в поисках более надежного заработка. В скором времени вагонетки и лебедки могли заржаветь и прийти в негодность, шахты наполниться водой и стать опасными: гора возвращала отнятое у нее.

Но этого не произошло. Артур Мэтисон, праправнук Уильяма, сохранил семейный талант предпринимателя. У добычи сланца не было будущего, зато бурно развивался туризм, — а в Кумгилье имелось все для этого. Показать публике, как шахтеры работали при свечах, воссоздать атмосферу опасностей и лишений. Вагонетки можно переделать для перевозки пассажиров и устроить световые эффекты в самых больших пещерах.

За пять лет Артур Мэтисон воплотил свою мечту. В первый же летний сезон Кумгилья принимала за неделю до двадцати тысяч гостей. На следующий год Мэтисон открыл для публики глубокие шахты, и число посетителей увеличилось еще на пять тысяч.