Погребенные

Преподобный Брэйтуэйт резко выпрямился, словно от удара током. На миг сердце остановилось, кровь отхлынула от лица. Он едва не задохнулся от ужаса, но поборов себя, забормотал молитву, прося Господа о прощении. Трехфутовый крест был перевернут и приклеен к стене изоляционной лентой!

Дрожащими руками Брэйтуэйт оторвал распятие от стены и вернул в прежнее положение. Прочитав еще одну молитву, он невольно огляделся и увидел, что тени удлинились, в церковь начали проникать сумерки, нежданно сгустившиеся, как бывает ранней осенью. Он старался подавить гнев, ибо отмщение принадлежало не ему, но Господу.

Стоя на коленях, он просто смотрел перед собой и думал, не включить ли освещение. Нет, так куда благостней, да и в храме Божьем ему нечего бояться. Оперевшись на перила, как бы в ожидании паствы, он возвратился мыслями к Саймону и Андреа.

Жаль, что этот молодой человек — иезуит. Ну, бывший, это неважно. Такой замкнутый орден. На целый месяц священники собираются и живут общиной, подчиняясь суровому обету послушания и проводя время в изнурительных медитациях. Никакой свободы. Такая жизнь оказалась не по душе Рэнкину. А эта женщина не носит обручального кольца. Значит, они живут во грехе, но как же человек, который кажется столь набожным… Брэйтуэйт принялся молиться за них обоих. Каковы бы ни были их недостатки, они с лихвой искупили их тем, что намерены совершить сегодня ночью.

В церкви стало почти темно, священник едва различал ряды пустых скамеек. Примерно так же она выглядела по воскресеньям, гимны были едва слышны, потому что немногочисленные прихожане стеснялись собственных голосов. По этой причине псалмы не пелись, а проговаривались.

Внезапно у него появилось желание, от лукавого, но он не смог противиться. Он встал и нетвердой походкой направился к аналою. Фантазия, но как приятно окунуться в нее на несколько минут. Он представил себе полную церковь, в темноте он не видел лиц, но взгляды чистых, богобоязненных людей были устремлены на него. Восторженное умиление охватило викария, хоть он и знал, что все это неправда, игра в настоящую церковь для поддержания духа.

— Первый урок мы извлекаем, — голос зазвучал неожиданно сильно, наполняя все здание и уничтожая чувство одиночества и пустоты, — из Евангелия от Матфея, глава четвертая, стих первый. "Тогда Иисус возведен был Духом в пустыню, для искушения от диавола"…

Смешок прокатился по церкви, как шелест высокой травы на ветру. Послышались тихие, невнятные голоса. Брэйтуэйт попытался вглядеться в темноту, но ничего не увидел; он лишь почувствовал присутствие людей, стоявших рядами, угадывал их лица, ощущал на себе злобные взгляды, и страшная сила исходила от них, обдавая зимним холодом. Игра перестала быть выдумкой.

Ему удалось справиться с нахлынувшим ужасом, призвав на помощь собственную веру. Не здесь… в церкви они не посмеют. Они входят в храм только для поругания и святотатства.

Брэйтуэйту показалось, что стало светлее. Серый полумрак не позволял подробно разглядеть присутствующих, видны были лишь силуэты. Тесно стоявшие фигуры мужчин и женщин в одежде прошлого века. Они склонялись, но не для молитвы: они слали ему проклятья. Запах пота и тлена исходил от них.

— Давайте… помолимся, — священнику пришлось сделать над собой мучительное усилие, чтобы произнести эти слова, силы медленно покидали его.

Никто не шелохнулся.

Он обернулся к алтарю, ища помощи и поддержки, и сердце его оборвалось и замерло. Распятие было вновь перевернуто и приставлено к стене.

Преподобный Брэйтуэйт стоял на коленях у аналоя, закрыв лицо руками, но какая-то чуждая сила заставляла его подглядывать сквозь пальцы. Мужчины, женщины… и дети, лица искажены ненавистью, рты раскрываются одновременно. Они издавали бессвязные звуки, однако если хорошенько прислушаться, это была Молитва Господня… но прочитанная навыворот.

— Как вы смеете! — вскричал Брэйтуэйт, вены на шее напряглись и затвердели. — Я не потерплю богохульства в глазах Господа. Прекратите, говорю вам. Прекратите!

Смех, ругательства. Ряды горящих глаз заставили его упасть ниц, и все-таки он не мог оторвать взгляда от творящегося ужаса. Теперь его вера была подобна осеннему листку, который треплет ветер, побивает дождь, а он все держится на ветке.

Лица странные и вместе с тем знакомые; разные, но одинаково злобные. Он даже не был уверен, что все еще находится в церкви. Мгла сгустилась в непроницаемый мрак и вновь рассеялась.

Церковь исчезла. По крайней мере, то место, где священник находился сейчас, не было его церковью, оно вообще не принадлежало Богу. Это было лишь некое подобие храма со стенами, задрапированными черной тканью, вместо крыши — ночное небо. Обнаженная женщина, связанная по рукам и ногам, лежала на каменном возвышении в нескольких шагах от него. Нежная белая кожа покраснела и кровоточила под грубыми веревками. Она повернула голову к нему, длинные каштановые волосы упали с лица, губы шевелились в немой мольбе о помощи. И тут Брэйтуэйт едва не лишился чувств, но в забытьи ему было жестоко отказано.

Пленницей была Андреа.