Погребенные тайны (в сокращении)

— Не уверен. Ты слышала этот звук? Как будто автомобиль или грузовик рядом проехал.

Дороти кивнула.

— Наверное, они где-то рядом с шоссе.

— Нет, — сказал я. — Это не может быть оживленная улица. До этого шума транспорта слышно не было. Значит, она где-то возле дороги, но машин на ней мало. — Я обернулся к Маркусу: — Что такое «Меркурий»?

Его глаза были полны слез.

— Понятия не имею.

— А это что значит — «нет сил ничего изменить», «мечусь в непроглядной тьме»?

— Кто знает, — ответил он. — Она же перепугана до смерти. Сама не знает, что говорит.

— Было похоже, как будто она что-то цитирует. Книгу? Может быть, что-нибудь, что вы ей читали, когда она была маленькой?

— Я… понимаешь… — Он запнулся. — Понимаешь, книжки ей мать читала. Или твоя мать. А я… я — никогда. Я вообще мало с ней времени проводил.

И он закрыл глаза рукой.

Когда мы ехали от Маркуса в беззвездную ночь, я рассказал Дороти, что Маркус потерял все.

Она отреагировала так же, как и я — у нее тоже челюсть отвисла от изумления.

— Хочешь сказать, что этот парень вот так просто потерял десять миллиардов долларов — как будто под диванную подушку завалились?

— В общем, да.

Она покачала головой. Не прекращая разговора, она одновременно что-то набирала на своем «блэкберри».

— У тебя есть какие-нибудь идеи насчет «Меркурия»?

— Даже Маршалл не знает, что это такое. Откуда же мне знать?

— Маршалл говорит, что не знает. Может быть, это один из его офшорных фондов или еще что-нибудь. Деньги, которые он где-то отложил на черный день.

— Нет. Если похитители знают, что потеряли свои вложения, они знают и то, что он банкрот. Значит, «Меркурий» — это точно не про деньги.

— У таких людей всегда есть нычки, где они откладывают деньги про запас. Как белки орехи на зиму.

— Но почему бы не сказать просто — переведи три миллиона долларов такому-то и такому-то на офшорный счет или мы убьем девчонку?

— Не знаю, — призналась она.

— Ну, так может, это что-то более ценное, чем деньги? Какой-нибудь алгоритм для финансовых операций, например. Какая-нибудь схема инвестиционных вложений, которую он изобрел.

— Думаешь, он знает, но не скажет? Даже если его дочь погибнет из-за этого?

Долгое время я молчал.

— Трудно поверить, правда?

— Ты же его знаешь, — ответила она. — А я нет.

— Нет, — сказал я. — Я думал, что знаю его. Теперь уже не уверен.

— Хм, — сказала она. А потом еще раз.

— Что?

— О господи, только бы это не оказалось правдой.

— Ты о чем?

Я взглянул на Дороти. Она неотрывно смотрела на экран своего «блэкберри».

— Как там Алекса говорила? «Я все мечусь в непроглядной тьме»?

— Ну и что?

— Я погуглила. Ник, это строчка из песни. Она называется «Погребенный заживо».

6

Когда я высадил Дороти возле ее дома и нашел место на парковке возле моего, в деловом центре, было уже почти девять вечера. Место нашлось только в нескольких кварталах. Я прошел по переулку к дому и поднялся на пятый этаж, к черному ходу.

Мой лофт представлял собой большое, просторное помещение с пятнадцатифутовыми потолками. Спальня была в алькове, а ванная — в другом конце квартиры. Неудобный дизайн. В другом алькове размещалась кухня с разными суперсовременными приспособлениями, которыми я никогда не пользовался, исключая разве что холодильник. Там были чугунные опорные стойки и открытые кирпичные стены. Удобно и не тесно. Никакого лишнего хлама.

Я направился прямиком в ванную, разделся и заскочил под душ. Стоял и чувствовал, как горячая вода хлещет по спине. И никак не мог выкинуть из головы лицо несчастной Алексы Маркус. Что она имела в виду, когда цитировала «Погребенного заживо»? Может, ее заперли в каком-нибудь подземном бункере или подвале.

Я закрыл воду, потянулся за полотенцем и тут услышал какой-то звук. Будто что-то щелкнуло или треснуло. А может, показалось.

Я еще немного послушал и стал вытираться.

И снова услышал тот же звук. Определенно не показалось. Из глубины квартиры. Щелк, щелк, щелк…

Я бросил полотенце на пол и тихонько приоткрыл дверь ванной. Прислушался повнимательнее.

Явно в квартире, ближе к парадному входу.

Оружие все было далеко. Полуавтоматический пистолет «зиг-зауэр П-250» — под кроватью. Но в спальню можно пройти только мимо грабителей. Я мысленно обругал эту идиотскую планировку — надо же было сделать ванную так далеко от спальни! Другое оружие — девятимиллиметровый «смит-вессон» — в сейфе под кухонным полом. Ближе к ним, чем ко мне.

Недавно перестеленный деревянный пол был твердый, шелковисто-гладкий и не скрипел под ногами. Босиком я сделал несколько неслышных шагов к комнате.

Двое в черных камуфляжных куртках. Один — здоровенный, мускулистый, со лбом неандертальца и черным ежиком. Он сидел за моим столом и что-то делал с моей клавиатурой, хотя и был совершенно не похож на спеца по компьютерам. Другой был маленький, с короткими, мышиного цвета волосами и землистым лицом. Он сидел на полу прямо перед огромным телевизором с плоским экраном. Держал в руке мой кабельный модем и что-то ковырял в нем отверткой.