Погребенный кинжал

Непрошеное воспоминание о талисмане мертвого солдата — золотой аквиле на цепочке — всплыло в голове Гарро. Это дело рук псайкера или что–то еще? Он усилил свой напор.

— Я никогда не бросал тебе вызов, кодиций. Окажи мне такую же честь.

— Как я могу оспаривать то, во что ты веришь? — ответил библиарий. — «Император защищает», да? Как может кто–то из нас осудить такое заявление?

Натаниэль протиснулся мимо него и ступил на платформу лифта. Затем бросил за спину предупреждение.

— Разберись в своих проблемах, брат. Скоро для этого не будет времени.

Но Рубио не мог закончить разговор без последней попытки проникнуть в поверхностные мысли капитана, выяснив его намерения при помощи эфира.

— Ты идешь в глубокие подземелья… кого ты надеешься там найти?

Гарро ничего не ответил и позволил темноте трубы поглотить себя.

Руки Эйла Винтора дрожали так сильно, что он едва не выронил шифрованный ключ. Поверенному потребовалось значительное усилие, дабы замедлить свое учащенное дыхание до такой степени, чтобы его разум обрел ясность.

Он горько рассмеялся, проходя через центральный атриум покоев Сигиллита, перешагивая с одного декоративного ковра на другой, пытаясь разглядеть плывущие под потолком сенсорные сферы.

Ясность. Даже предполагать такое было нелепо. Во всяком случае, мысли Винтора сгущались, заволакиваясь туманом замешательства, который становился все более плотным с каждым мгновением.

— Если бы они только знали, если бы я только мог сказать, — пробормотал человек себе под нос. Он взглянул в сторону большого арочного окна, видневшегося через открытую дверь в спальню, и резкий, самоубийственный импульс пробежал по его телу. Шквал грубых, агрессивных мыслей обрушился на него.

Винтор представил, как задыхается, повесившись на красных шелковых простынях этой кровати, теряя контроль над собой и дико извиваясь, пока не задохнётся–

–Пробивает стулом дыру в окне и выпрыгивает из него–

–Вонзает себе в сердце один из старинных ножей в столовой–

–Пробует металл дула лазгана на языке, прежде чем нажать на спусковой крючок–

–Глотает чернила из кабинета Малкадора в количестве, достаточном, чтобы отравиться ими–

–Бросается с края Орлиного Виадука–

Он закричал и ударил себя по лицу, звуки эхом отразились от резных стен. Винтор сглотнул и обхватил себя руками, опасаясь, что его вспышка гнева могла включить какую–то тревогу. Но сирены не было, и он двинулся дальше, качая головой и пытаясь вернуться к своим прежним мыслям.

— Что скажут люди, если узнают то, что знаю я? — спросил он у безмолвного воздуха. — А что, если бы они увидели правду, стоящую за восстанием? — Винтор почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы. — Зачем мне было говорить? Почему он должен был сказать это именно мне?

Он судорожно вздохнул и ощутил в воздухе аромат насыщенного амасека. Редкой древности. Накануне вечером он пил его вместе с Малкадором.

Нет. Это было не так. Не вчера вечером. Несколько месяцев назад. Или это были годы?

Винтор схватился за лицо, украденный шифрованный ключ впился в его тонкую плоть. Все происходило совсем не так.

В его идеальном, совершенном варианте этого плана Сигиллит всё ещё будет далеко, на Белой Горе, по крайней мере еще один день. У Винтора должно было быть больше времени. Но все стало сложнее. Он недооценил, сколько времени потребуется ему для получения ключа, подделки разрешения и проникновения в святая святых Малкадора незамеченным.

Воспоминания о годах служения Регенту — или месяцах? — дали ему все необходимые знания, среди которых было недооцененное усердие.

Что же теперь делать? Винтор резко остановился перед дверью в большой кабинет. Сенсорная решетка впустила бы его сюда без вопросов, но он все еще колебался.

— Я все еще могу бежать. Сбежать и улететь, да… — возникла мысль, но тут же оборвалась под очередным болезненным ударом реальности. — Нет. Нет. Они найдут меня раньше, чем я доберусь до флаера. Так что мне нужно знать, — он собрался с духом и вошел в кабинет. — Мне нужно было догадаться. Я не вернусь.

Малкадор лишь изредка приглашал его в эту комнату, и поначалу это доставляло Винтору удовольствие. Он радовался всем их разговорам. Сигиллит был ученым, умел разрядить обстановку, а его обширная коллекция произведений искусства и литературы была неотразима для пытливого ума Эйла.

Они беседовали, играли в регицид, налегали на амасек и говорили о вещах, которые нельзя было обсуждать в другом месте. Но лишь поначалу.