Погружение

Они стремглав нырнули под арку Троицкой надвратной церкви и по широкой крутой лестнице, которая прорезала высокий подклет, мимо резных белокаменных розеток торопливо сбежали в маленький внутренний дворик. Над ними высилась могучая Красная башня, где когда-то в нишах и на галереях стояла в карауле стража. Дозорные озирали тогда окрестности с высокой кирпичной колокольни, где висел знаменитый колокол с малиновым звоном, давший городу имя.

Стоит забраться на колокольню, как раздвигается окоем и открывается широкая долина, по которой плавно кружит среди холмов и косогоров неторопливая Москва-река. Взгляд скользит по застенчивому пейзажу, и возникает в душе тихая печаль сродни той, какая открывается нам в поисках смысла жизни.

Забравшись на колокольню, я не раз жадно вбирал открывшийся вид, мусолил взглядом каждую подробность в шкурном стремлении запомнить, удержать, присвоить и сохранить. И потом, позже, спустя годы, когда я узнал славу и суету чужих столиц, стоило мне на короткое время вернуться сюда, как разом опадала шелуха обыденности, таяли заботы и забывались, забывались повседневная житейская толчея, несуразица и хлопоты, на которые все мы обречены – все, кого одолевают непомерные желания и гордыня.

Капитан и только-только обретенная подруга кинулись второпях под своды сумрачного церковного подклета и вынырнули из-под арки в нижнем дворике, сдавленном могучей Красной башней и Троицкой церковью.

Красная башня имела двое ворот: большие, главные – для царя, патриарха и знати, и другие, поменьше – для простолюдинов.

Теперь пользовались лишь главными воротами, днем створки разводили, на ночь закладывались тяжелым поперечным брусом. Был день, капитан и его подруга в мгновение ока оказались на воле за стеной.

Вокруг в беззвучии стоял по склонам неподвижный, пронизанный январским солнцем заиндевелый лес. Частый скрип снега сопровождал на морозе торопливую пару, они спешили так, словно хотели поспеть к назначенному часу.

В спешке и нетерпении нагрянули они в соседний дом отдыха. Шампанского в буфете не оказалось, однако в наличии имелся портвейн, что, конечно, не одно и то же. И чтобы не считалось, что они зря бьют ноги и тратят попусту время, они распили бутылку портвейна, но мимоходом, на лету и как бы по суровой необходимости, а не затеи ради. Словом, отметились.

Разумеется, портвейн не в состоянии заменить шампанское, и неудачники обрушились на единственный в городе ресторан, больше напоминающий тифозный барак, где кутнули напропалую, заказав все меню подряд.

Когда принесли заказ, выяснилось, что шампанского нет – то ли выпили, то ли не привезли. Неудача с шампанским ввергла пару в разочарование. Они огорченно выпили все, что нашлось, однако без шампанского это было слабое утешение и как бы не в счет; несмотря на обилие стола, в душе у капитана скреблись кошки.

Да, съедено и выпито было изрядно, но капитан остался безутешным – не мог смириться с неудачей: капитан пообещал женщине шампанское, а он был не из тех, кто бросает слова на ветер.

Опустошив стол, горемыки отправились на станцию: они все еще надеялись. Так бывает иной раз, когда сразу не заладится, и бьешься, бьешься, хлопочешь, но не везет, не везет – машешь крыльями, и ни с места, ни с места – никак не взлетишь. Бывалые люди знают, что если пошла полоса, смирись. И большинство в подобных случаях отступит, лишь немногие употребят все силы, чтобы переломить судьбу.

Вероятно, улыбнись им сразу счастье, все обошлось бы. Спокойно и трезво они выпили бы по бокалу шампанского, благоразумно вернулись бы под монастырский кров и мирно, пристойно отбыли бы положенный срок. Стойкое невезение задело капитана за живое, он не привык терпеть поражения.

В станционный буфет они попали к закрытию, дверь была заперта, но капитан посулил вышибале стакан водки, и тот их пустил. Но, видно, им фатально не везло в тот день: в зловонном станционном буфете оказалось все, что душе угодно, даже ром и ликер, которых там сроду не бывало, однако шампанского, которое не переводилось в буфете никогда, по непонятной причине не нашлось.

Испытав на станции новое разочарование, капитан и его подруга, чтобы не скучать в дороге, прихватили первую попавшую под руку выпивку, прыгнули в отходящую электричку и стремглав умчались в Москву: где-где, а в столице шампанского должно быть вдоволь. Вероятно, капитан вздумал доказать, что судьба подвластна ему. Похоже, он и впрямь решил переломить судьбу переломить, перешибить, переспорить, настоять на своем.

Не знаю, удалось ему это или нет. Может, суть и не в шампанском вовсе. Я вообще подозреваю, что все разговоры о судьбе и предначертанности не больше, чем досужие выдумки. А на самом деле капитан после гарнизона захмелел от свободы – опьянел, ошалел, очумел, потерял голову, у него, что называется, отказали тормоза.

Возможно, в глубине души капитан давно мечтал послать все к черту, рвануть куда-то без оглядки, нырнуть поглубже и забыть в угаре службу, дисциплину, унылые расписанные по минутам дни.