Погружение (СИ)

Герман бодро встал и целеустремлённой походкой направился в свою палату. Он решительно вознамерился провести полноценный обыск. Однако, хватило и поверхностного осмотра. Конверт с документами, не скрываясь, торчал между книгами на импровизированной книжной полке. Вероятно, уборщица, когда вытирала пыль со стола, сунула его туда.

Герман разложил содержимое на столе. Вот и договор о его будущей книге.

Эльза настроилась на относительно долгое ожидание: «Не скоро он найдёт, то, чего нет и никогда не было». Поэтому очень удивилась быстрому возвращению Германа с документами в руках. От его былой энергичности не осталось даже намёка. К ней приближался растерянный, не уверенный в себе человек.

— Вот договор, о котором я рассказывал, — он протянул Эльзе бумаги и сел рядом ссутулившись и безвольно свесив руки: — Это материальное доказательство того, что я — Блогер, и всегда был Блогером. И авария на «Сфере» произошла на самом деле.

Герман пребывал в глубокой прострации. Начавшая было выстраиваться картина его жизни, вдруг снова рассыпалась на фрагменты.

Его подруга, после недолгого замешательства, наоборот, генерировала и отбрасывала один вариант объяснений за другим. Наконец она выбрала, показавшийся более или менее подходящим:

— Ты ведь не помнишь, как эти документы появились в твоей комнате? Не видел кто и когда их составил, кто подписал? Ты даже не знаешь, как выглядит подпись твоего мистера Спенсера.

— И, что из того?

— А то, что эти документы сфабрикованы!

— Кому это надо? И зачем?

— Да тем самым экспериментаторам с твоим мозгом. Они подкинули материальную зацепку для твоего сознания. Гениальный ход, надо признать… Вот только одно меня смущает.

— Говори.

— Ты лично встречался со своими посетителями в Клинике.

— И что с того?

— Это значит, что они продолжают развивать свой сценарий в твоей голове. Тебе не делали в последнее время каких-нибудь странных длительных процедур?

— Мне каждый день делают МРТ, это само по себе подозрительно. И да, это длится часами.

Герман долго обдумывал ситуацию и наконец, спросил:

— Значит, никто мне не заплатит за книгу? Какой жестокий обман! Как же они посмотрят мне в глаза, когда книга будет готова.

— Ну, знаешь! К тому времени либо шах помрёт, либо ишак сдохнет. Может, ты и книгу-то не сможешь написать.

— Как раз теперь-то я её точно напишу!

***

Вечером того же дня в кабинете профессора состоялся и другой разговор.

— Как там наш эксперимент?

— Прекрасно! Никаких отклонений от Плана. Сегодня Герман попросил бумагу и ручку. Заявил намерении написать роман о погружении к обломкам «Титаника». Уверяет, что у него есть и договор на книгу, и что задаток по гонорару уже получил.

— Чудесно, поздравляю Вас!

— Я хотела бы попросить, давайте разрешим ему для работы пользоваться ноутбуком. Пусть сразу печатает. И ему будет привычнее. И мне не придётся разбирать каракули.

— Вообще-то, наблюдение за почерком и стилем письма тоже могло бы Вам дать материал для исследований, — наставительно сказал Профессор, но заметив разочарование на лице доктора Риты, махнул рукой в знак согласия: — Ох уж эта молодёжь, вообще скоро писать от руки разучатся.

Глава 49 Воспоминания

Герману всё больше нравилась Эльза. Не так как обычно нравятся девушки молодым мужчинам, никакой химии, ну, почти никакой. Впрочем, если быть честным, химия очень даже была. Но он ощущал какой-то необъяснимый внутренний барьер, как будто она его сестра, как будто он её любил всегда, очень давно, ещё с детства. Ему нравилось с ней разговаривать, следить за её логикой. Увлекало их совместное расследование его истории.

Порой тревожило подозрение, уж как-то у них все идеально: «Не плод ли она моего воображения, как в своё время Искусственный интеллект? Ну, нет, — отбрасывал он сомнения: Она слишком настоящая!»

Он принялся мысленно создавать её портрет. Как бы он описал её в качестве героини своей книги? Невысокая, щуплая, с короткой мальчишеской причёской. В ней, вообще, было много пацанячьего. Движения, повадки, манера носить больничную одежду, привычка грызть ногти, хрипловатый голос.

— Хватит на меня пялиться! — отвлекла она его от писательских грёз: — Ты слышишь, я с тобой разговариваю?

— Извини, я задумался. Так о чём ты?

— Я спрашиваю, помнишь ли ты своё детство, родителей, дом в котором вырос? Можешь рассказать мне о своей жизни?

— Конечно, помню. Кстати! Вчера, да и сегодня утром, меня доктор Рита по несколько часов донимала разговорами о моём прошлом. Мне даже показалось, что это не было формальностью, как будто её искренне интересует моя жизнь.

— И что ты ей рассказал?

— Да всё. Какие секреты могут таиться в моих первых детских или подростковых воспоминаниях?

— Какой же ты наивный! Какое дело доктору Рите до твоего детства? Пойми, ты её интересуешь исключительно как пациент.

— Не усложняй, мы мило болтали, как добрые знакомые или просто воспитанные люди.

— Добрые знакомые могут рассказывать друг другу о своей жизни. Ну-ка, припомни, что она тебе рассказала о своей?

Герман смутился.