Погружение в отражение

– Не докажем. Я уже смирился. Все эти монетки, фляжки, свидетели, которым со страху мерещатся одноглазые люди, это фантасмагория какая-то для меня, но она чертовски убедительна в глазах непредвзятых людей. Я бы на месте судьи не сомневался даже. Ну что делать… Жизнь вообще конечна и кончиться может в любой момент.

Вера Ивановна хотела резко встать, но стул был привинчен слишком близко к столу в расчете на более стройного человека, чем она.

Неловко поднявшись, она вызвала конвой.

– В общем так, Алексей Ильич! Я буду работать над вашим делом, но и вы сами думайте. Попробуйте найти хоть что-то, хоть крошечку, песчинку, которая не убедила бы меня в вашей невиновности, но хотя бы заставила усомниться в вашей вине. Ну и насчет признательных показаний тоже поразмыслите.

В скверике возле консультации Вера Ивановна вдруг разглядела стройную фигурку дочери.

– Мама, ну где ты ходишь! – Таня бросилась к ней, прислонилась замерзшей щекой. – Там такие костюмы выбросили…

Вера Ивановна отступила на шаг, чтобы дочь не почувствовала тюремный запах, который, наверное, еще не выветрился. Заметив, что дочь снова без перчаток, Вера Ивановна сняла свои и сжала в ладонях холодные Танины пальцы.

– Солнышко, выходить замуж в костюме – плохая примета.

– Мам, тебе! Пойдем скорее! Светка очередь держит. Тут недалеко.

– Да ну зачем…

– Пойдем, пойдем…

Таня решительно взяла ее под руку и куда-то потащила.

«Спортсменка, куда ты денешься», – довольно подумала Вера Ивановна и покорилась, хотя никакой костюм покупать не собиралась.

У нее было одно нарядное платье, пошитое из отреза старинного бархата, доставшегося еще от бабушки, так что на свадьбе дочери будет в чем появиться, а костюм – зачем? Сто десять рублей – деньги немалые и пригодятся для Тани. Хоть бельишка ей хорошего купить на медовый месяц у спекулянтов. Все-таки Хен – не советский Ваня, для которого женщина без платья – редкое и восхитительное зрелище. Парень разбалован западным образом жизни: там и фильмы всякие, и сомнительные журнальчики на каждом шагу. Необходимо постараться, чтобы Таня выглядела не хуже тех холеных девок.

Вдруг Веру Ивановну как ударило, она внезапно осознала, что все всерьез. Таня начинает собирать документы и через несколько месяцев уедет. Даже если в загсе ее изведут бюрократическими уловками, все равно. Она умная и целеустремленная, все преодолеет.

Накатила такая острая тоска, что Вера Ивановна не заметила, как оказалась в очереди, змеящейся из дверей небольшого галантерейного магазина.

– Тань, не нужно…

– Нужно. Я уже за деньгами съездила домой. Стой, мы со Светкой за пирожками к метро сгоняем.

Показав Вере Ивановне впереди и сзади стоящих, девчонки умчались. Она проводила их взглядом: точеные, но крепкие фигурки, летящие движения… Таня, конечно, красивее Светочки, и это объективно, а не потому что дочь. Хорошенькая, подтянутая, модненькая – ничего удивительного, что Хен влюбился.

В голову полезли гадкие мысли, что если бы она не так носилась с дочкой, не водила ее на спорт, не обивала пороги, чтобы девочку взяли в английскую школу, не наряжала бы как куколку, отказывая себе во всем, то никакой норвежский Хен на Таню бы не клюнул и дочь осталась бы при матери.

Она огляделась. Вместе с нею в очереди стояли в основном такие же тетки, как она сама, и лица их были непреклонны и суровы. В глазах ясно читалась решимость добыть дефицит во что бы то ни стало. И тревога: хватит или разберут?

Вера Ивановна вздохнула. Все надо добывать, доставать, ждать. Все время радость через силу. А Тане так жить не придется. Захочет что-нибудь, так пойдет в магазин и выберет спокойно и с удовольствием. А что мать придется бросить ради изобильной жизни, так оно, наверное, того стоит.

Прибежали девочки, румяные от быстрой ходьбы. Глаза их сияли, и Вера Ивановна тряхнула головой, чтобы оттуда выпала вся злая дурь.

С удовольствием взяла из рук дочери горячий пирожок в промасленной бумажке и откусила. Да, не зря их называют «выстрел в живот», но боже, как вкусно!

Девочки сказали, что никуда не уйдут, пока не купят костюм, но стоять в очереди им было скучно, и Вера Ивановна отправила их в книжный магазин, располагавшийся напротив.

Сквозь витрину ей было видно, как они разглядывают прилавок и смеются, пригибаясь.

Она улыбнулась.

Когда-то и она была молодая и счастливая и не верила словам профессора о том, что и он тоже был молодым, и жизнь казалась бесконечной, а потом пролетела как одно мгновение.

Вера Ивановна прекрасно помнила, как тогда подумала: «Со мной так точно не будет! Я прочувствую каждую минуту, все время буду что-то делать, и все мои годы будут тянуться так же долго, как сейчас».

А потом вдруг закрыла глаза на секундочку, и вот она уже тетка средних лет.

«Жизнь конечна», – сказал сегодня Еремеев. Что ж, он в прошлом боевой офицер, вертолетчик. Целый год почти служил в составе «ограниченного контингента» в Афганистане, пока не лишился глаза, выручая товарищей, совершивших аварийную посадку в районе, занятом душманами.

Так что он прощался с жизнью не раз и не два и знает, о чем говорит.