Погружение в Солнце

Почти все, у кого не было срочных служебных обязанностей, собрались в холле, прикованные к ряду иллюминаторов жутковатой красотой планеты. Разговаривали вполголоса и только маленькими группками, собравшимися у каждого из иллюминаторов. В основном же царила тишина, нарушаемая лишь негромким потрескиванием, источник которого Джейкоб никак не мог вычислить.

Поверхность планеты была изрыта кратерами и длинными каньонами. Тени от гор казались неправдоподобно черными, контрастируя с остальными, ярко-серебристыми и бурыми, красками ландшафта. Местность во многом напоминала Луну.

Но были и отличия. В одном месте отсутствовал немалый по площади участок поверхности, уничтоженный каким-то давним катаклизмом. От этого шрама по обращенной к Солнцу стороне рядами тянулись глубокие борозды. Четко вдоль вмятины пролегал терминатор[8], резко разграничивающий день и ночь.

На те области, куда не простиралась тень, ливнем обрушивалось излучение семи различных типов. Протоны и рентгеновские лучи, побочные продукты деятельности магнитосферы, и поистине ослепительный солнечный свет вкупе с некоторыми другими смертоносными штуками делали поверхность Меркурия настолько непохожей на Луну, насколько это вообще возможно.

Планета напоминала обиталище неупокоенных душ. Чистилище.

Джейкобу пришли на ум строки из старинного японского стихотворения, созданного еще до эпохи хокку, которое он прочитал всего месяц назад:

Лишь только наступает вечер,
Растет и множится в душе моей тоска,
И кажется, что ты, с кем раньше я встречалась,
Мне шепчешь нежные слова
И все стоишь передо мною!..[9]

– Вы что-то сказали?

Джейкоб очнулся от легкого транса и увидел перед собой Дуэйна Кеплера.

– Нет, не обращайте внимания. Вот ваш пиджак. – Джейкоб передал ученому аккуратно сложенную одежду. Тот улыбнулся.

– Прошу прощения, но природа берет свое, причем порой в самые неромантичные моменты. Даже космическим скитальцам приходится иногда наведываться в душ или туалет. А Буббакуб, видимо, питает к велюру необъяснимую слабость. Стоит мне только по какой-то причине ненадолго снять пиджак, как на нем тут же умудряется прикорнуть наш маленький пил. Надо будет купить ему точно такой же, когда вернемся на Землю. Так о чем мы с вами говорили до моего ухода?

Джейкоб указал на простиравшуюся внизу меркурианскую поверхность.

– Я просто подумал… Теперь я понимаю, почему космонавты сравнивают спутник Земли с песочницей. Здесь-то, в отличие от Луны, нужно принимать повышенные меры предосторожности.

Кеплер кивнул.

– Да, но это все равно в сто раз лучше, чем сидеть дома и участвовать в каком-нибудь дурацком проекте по искусственному созданию рабочих мест! – Ученый выдержал паузу, как будто обдумывал какое-то язвительное замечание. Но запал иссяк раньше, чем он успел продолжить. Кеплер повернулся к иллюминатору и обвел рукой простиравшийся внизу пейзаж. – Первые исследователи, Антониоди и Скьяпарелли, назвали этот район Обителью Муз. А вон тот огромный древний кратер окрестили в честь Гете. – Он указал на нагромождение темных горных пород, выделявшееся на фоне серебристой равнины. – Отсюда рукой подать до Северного полюса, а под ним пролегает целая система пещер, благодаря которым и удалось создать базу «Гермес».

Кеплер всем своим видом напоминал теперь степенного ученого мужа – кроме разве что тех моментов, когда то один, то другой кончик его длинных, песочного цвета усов оказывался у него во рту. По мере приближения к Меркурию владевшая им нервозность постепенно ослабевала – должно быть, сказывалось, что они в двух шагах от базы проекта «Погружение в Солнце», где он единовластный начальник.

Однако во время полета, особенно когда разговор касался Возвышения или Библиотеки, лицо Кеплера приобретало странное выражение – как у человека, которому есть что порассказать, но обстоятельства заставляют держать язык за зубами. Он нервничал и пребывал в замешательстве, словно боялся выразить свою точку зрения и получить нагоняй.

Поразмыслив на досуге, Джейкоб пришел к выводу, что одна из причин такого поведения ему известна. Хотя шеф «Погружения» не сказал напрямую ничего, что могло бы его разоблачить, однако Джейкоб не сомневался: Дуэйн Кеплер – человек верующий.

Вражда «рубах» и «шкур» на фоне контакта с внеземными цивилизациями привела к тому, что официальная религия треснула по швам.

Последователи фон Дэникена уверовали в некую великую (но не всемогущую) расу, которая однажды уже вмешалась в ход развития человечества и может сделать это снова. Сторонники неолитической этики молились «душе человеческой» как первоисточнику всех событий.

Само существование тысяч бороздящих космические просторы рас, из которых лишь очень немногие исповедовали нечто подобное догматам земных религий, нанесло непоправимый удар по представлениям о всемогущем антропоморфном Боге.