Погружение в Солнце

Он двигался вдоль купола, пока не достиг точки, где у Фэйгина заканчивался обзор. Не оглядываясь, Джейкоб швырнул перед собой в разные стороны еще два факела. Оба продолжали чадить.

Из-за наполнявшего помещение дыма обзор ухудшился. В воздухе поблескивали траектории лучей п-лазера. Наименее четкие следы потихоньку растворялись, скрадываемые клубами дыма.

Джейкоб отступил, снова очутившись в поле зрения Фэйгина. У него в запасе имелось еще три курящихся снаряда. Отойдя к краю палубы, он как следует размахнулся и перебросил их под разными углами через центральный купол. Ларок присоединился к нему и тоже раскидал свою порцию факелов.

Один факел пролетел непосредственно над центральной точкой купола и, оказавшись на пути рентгеновского луча охлаждающего лазера, исчез в облачке пара.

Джейкоб надеялся, что это не слишком отклонило луч. Предполагалось, что когерентные рентгеновские лучи прошивают корпус, если и нанося кораблю ущерб, то близкий к нулевому, однако луч не был рассчитан на столкновение с твердыми предметами.

– Готово! – прошептал он.

Они с Лароком поспешили к стене купола, возле которой хранились запчасти к записывающим устройствам. Ларок распахнул шкаф и вскарабкался по полкам так высоко, как только смог, а потом протянул руку напарнику.

Джейкоб в мгновение ока оказался наверху.

Теперь их положение было весьма уязвимым. Кулла обязан был как-то среагировать на очевидный жест угрозы – брошенные факелы. Тем временем рассмотреть хоть что-то сквозь дымовую завесу становилось все труднее. Помещение наполнилось удушливым дымом, Джейкобу казалось, что он того и гляди задохнется.

Ларок уперся плечом в верхнюю стенку шкафа и сцепил пальцы в замок. Воспользовавшись ими как ступенькой, Джейкоб взобрался товарищу на плечи.

На такой высоте купол становился пологим, но поверхность его была слишком гладкой и скользкой, а у Джейкоба действовали всего три пальца из десяти. На помощь снова пришла противоожоговая пена – после нанесения она долго оставалась липкой. После двух неудачных попыток Джейкобу наконец удалось, оттолкнувшись от плеч Ларока, запрыгнуть на купол. От резкого толчка журналист пошатнулся, но устоял.

Поверхность купола на ощупь напоминала ртуть. Джейкобу пришлось распластаться по ней всем телом и ползти с черепашьей скоростью, сражаясь за каждый дюйм.

Чем ближе он подбирался к вершине, тем сильнее опасался охлаждающего лазера. Сделав передышку неподалеку от верхней точки, он различил выходное отверстие. Оно находилось в паре метров и негромко гудело; задымленный воздух мерцал, и Джейкобу оставалось только гадать, какова минимальная безопасная дистанция до смертоносного жерла.

Он отвернулся, стараясь выкинуть бесплодные страхи из головы.

Подавать напарникам сигналы о том, что он добрался до места, было слишком опасно. Приходилось рассчитывать на превосходный слух Фэйгина, который позволит пришельцу отследить его перемещения и правильно рассчитать время для отвлекающего маневра.

В запасе оставалось как минимум несколько секунд. Джейкоб решил воспользоваться ситуацией: он перекатился на спину и уставился вверх, на Большое Пятно.

Его окружало одно только Солнце.

С наблюдательной точки Джейкоба не было видно ни корабля, ни поля битвы, ни планет, ни звезд, ни галактик. Плотно прилегающая к коже оправа очков скрывала от него даже его собственное тело. Все пространство занимала фотосфера.

Она пульсировала. Заросли спикул, напоминающие кривой частокол, обрушивали на него шумовые волны, разбивавшиеся прямо над головой. Звуки дробились и кружились в хороводе, пока ощущение пространства не утрачивало всякий смысл.

Она ревела.

Джейкоб глазел на Большое Пятно, а оно, в свою очередь, пялилось на него. На миг эта бескрайняя ширь превратилась в лицо, изборожденное морщинами, суровый лик патриарха. Пульсация была его дыханием. Шум являл собой гул его великаньего голоса, напевающего древнюю, насчитывающую не один миллиард лет песню, услышать и понять которую было под силу только другим звездам.

Солнце было живым. Более того, оно его заметило. Удостоило своим вниманием.

Зови меня животворным, ведь я твоя опора! Я пылаю, и из моего огня ты черпаешь жизненную силу. Я неизменно, и эта неизменность дает тебе точку отсчета. Пространство оборачивается вокруг меня, словно одеяло, и пронизывает своими таинственными ходами мои недра. Время кует свою косу в моем горниле.