Погружение во мрак

– Кеша, кореш! – закричал цередний каторжник. И отбросил кайло. Он был явно обрадован, на лице застыла сумасшедшая улыбка, глаза горели. Это был Слим Носорог, его нетрудно было узнать по шишке над бровями, там застряла пуля, и он не давал ее удалять, называл талисманом-хранителем.

Один из троггов медленно подошел к Слиму.

– Кеша! Хрен моржовый! Объявился! А-аа...

Выкрик застрял в глотке у Слима Носорога, а из пробитой спины фонтанчиком ударила кровь. Он медленно повалился в ноги троггу.

За спинами у первых троих каторжников столпилось уже человек двенадцать, остальные подбирались, подползали. Все молчали. Это было страшное молчание. Некоторые с опаской косились на оборотней. Но те стояли смирно и никого не трогали, они, похоже, и не дышали.

Первым не выдержал Чур Заводила. Кеша его тоже приметил, такого бугая, громилу трудно не приметить. Он неожиданно завизжал, как ихтиогадр с Иргиза – пронзительным, нечеловеческим визгом, и бросился вперед. Шипастый молоторубильник превратил в кровавую кашу сразу двух троггов. Но остальные в миг разорвали Чура и кинулись вперед, на каторжников.

Кеша закрыл глаза. Он знал, что теперь будет: смертники с подводных рудников Гиргеи – это не трусливые и подлые вертухаи, они бегать и спасать свои шкуры не будут. Он опоздал. Надо было стрелять раньше. Теперь в такой гуще он перебьет больше своих.

– Пошли! – сказал он оборотням. – Я не хочу смотреть на это.

– Куда? – поинтересовался Хар.

– К управляющему.

Они пересекли четырехсотметровый зал, выжгли двенадцать люков один за другим, четыре створа удалось откатить. Капсула управляющего оказалась пустой.

– Сбежал, сука! – огорчился Кеша.

Но оборотень Хар уже тащил из-за пластиконового занавеса маленького лысенького человечка с черными глазами и обвисшей губой. Человечек помалкивал и тяжело сопел. Это был не управляющий, а один из его замов.

Кеша вырвал зама из лап оборотня, повалил на пол, наступил подошвой на лицо, нажал. Давил, пока не выступила кровь. Потом снял ногу и сказал тихо, с железом в голосе:

– Пытать не буду, тварь, убью сразу, понял?

– Понял, – моментально ответил человечек. – Что от меня надо?

– Почему зону не бросили?! Что здесь?!

Человечек, судя по всему, был дошлым, он не стал строить из себя ничего не понимающего дурачка. Он знал: искренность – это его хоть малюсенький, но все же шансик.

– Еще семь лет назад всю каторгу продали Восьмому Небу. Это теперь частная собственность! – выпалил он.

Кеша обомлел.

– Как это? – вырвалось у него. – Ведь все исправительяо-наказательные учреждения по всем законам Федерации и Сообщества находятся в исключительном ведении государственных структур. Не лепи горбатого, тварь!

Человечек задрожал, забился в корчах. Но сквозь всхлипы и рыдания доносился его голосок:

– Это правда-а! Каторга выкуплена... так давно делают, просто об этом не пишут, не говорят. Восьмое Небо держит приговоренных своими рабами-и-и... Мы не виноваты, неет! Нас, всю администрацию и охрану, продали вместе с каторгой, вместе с зонами и заключенными, вместе с рудниками-и-и... Мы не виноваты!

– А как же правосудие? – в наивном остервенении выдавил из себя Кеша.

– На Гиргее правосудие – это Восьмое Небо! – замычал человечек, потерявший надежду. – Они хозяева тут!

Кеша отвернулся от бьющегося в истерике. Как жаль, что надо улетать с Гиргеи! Улетать теперь, когда он узнал, откуда растут ноги, когда он начал кое-что понимать. Но если он промедлит, капсулу обнаружат, им всем тогда труба.

– Живи, тварь, – проговорил он тихо.

И пошел к выходу.

Оба оборотня последовали за ним. Но Загида не дошел до люка. Огромное гидрокайло, пущенное могучей рукой каторжника, просвистело над Кешей и вонзилось в голову оборотню. Он сразу упал бездыханным.

На пороге стоял желтый и мокрый от пота Голован матерый убийца, работавший и на Синдикат, и на Зеленое Братство. Он щерился своим беззубым ртом, потирал ладони, плотоядно поглядывая на Хара.

– Ты всегда был болваном! – процедил Кеша.

И сжег убийцу на месте – плазмомет чуть фыркнул, ствол его опустился.

– Пошли, – махнул он Хару.

Они возвращались, перешагивая через трупы землян и троггов. Землян в переходах и на полу зала лежало значительно больше. Но ни одного живого трогга не было видно.

В боковых креслах центрального зала сидело человек пятнадцать измученных, избитых, растерзанных каторжников. Они напряженно глядели на проходящих мимо, но не вставали. Они были измождены.

Кеша шел впереди, он боялся заглядывать в глаза каторжникам. Он знал – они обречены. Восьмое Небо никогда и ничего не прощает. Их даже не убьют. Их бросят на такую работу, что они сдохнут за считанные дни, сдохнут в адских мучениях и будут в последние часы завидовать распятым.

Он все знал. Но забрать их с собой он не мог.

Стеноход спихнули вниз – там его курочили те, кто не сумел взобраться на верхние ярусы. Спускались на внутренней лебедке скафа. Кеша держал оборотня Хара за костяной пояс. Хар дрожал. Оборотни вообще почему-то все время дрожали.

Когда они спустились, Кеша спросил:

– Королева не изменит своего слова?