Погружение во мрак

Банку открыл, но пить воду не стал, только смочил платок и обтер им потное, запыленное лицо. Он страшно устал за последние три дня, он так не уставал ни на Гиргее, ни в Пристанище. Последний раз он бывал в Новом Свете двенадцать лет назад – три или четыре приема, полеты над городом, попойка на крыше четырехсотэтажного небоскреба, липкие голые девицы в сиреневых и розовых цепочках вместо одежды, два контракта и нудное утро со старым приятелем с Галарога – Юджином Скотчем по прозвищу Мотылек. Вот и все воспоминания. Юджин советовал ему не задерживаться в Америке. Иван и без его советов спешил – до старта надо было повидаться кое с кем из России, сдать отчеты и просить, просить, просить о полном отпуске. Как давно это было! Теперь он видел Новый Свет не сверху. Теперь он бродил по земле и мысленно материл Гуга-Игунфельда Хлодрика Буйного, втравившего его в долгую историю и заставляющего разматывать какую-то нелепую нить вместо того, чтобы заниматься делом. Проклятый Лос-Анджелес!

– Ну что, приятель, – он обернулся к забулдыге, подмигнул ему. – В расчете?

Забулдыга со второго захода выглушил свой «тирекс», постоял, помолчал и рухнул на пол. Дьявольское пойло сбивало с ног и не таких парней.

– В расчете, – глубокомысленно ответил сам себе Иван.

Шестилапый биороб сноровисто выскочил из темного угла притона, подбежал к лежащему, ухватил гибким носовым щупальцем за ногу в красном сапоге и утащил забулдыгу под свист и завывание сидящей у столиков пьяни. Но свистели не все. Трое трясущихся алкашей, поднявшихся из-за бокового овального стйла, помалкивали. Средний, которого тащили двое крайних, вообще свесил голову. Допился, подумал Иван. Но тут же понял, что ошибся – из брюха у среднего торчала рукоять кривого зангезейского кинжала. Иван хорошо знал эти кинжалы, под лопаткой у него был старый, побелевший от времени шрам – памятка о Зангезее, планете, на которой землянам делать нечего. Ивану было плевать на эту мразь, пусть вытворяют что хотят, ради таких он не шевельнул бы и пальцем, пускай горят в будущей геене огненной. Но на Земле жили и другие. Потому-то Иван искал Гуга.

– Шел бы ты в другое место, – неожиданно просипел малаец. Судя по этому сипу бармен был сифилитиком с большим стажем. – У нас не любят чужих!

Бармен все время перемигивался с двумя багроволицыми мордоворотами, торчавшими у боковой стойки.

Иван видел это, он знал, чем заканчиваются такие перемигивания. Но ему очень не хотелось привлекать внимания к своей скромной персоне. Ему хотелось одного – поскорее убраться из этого гадюшника. Он никак не мог избавиться от ощущения грязи на своей коже, это было очень неприятно. Сколько раз он тонул в болотах чужих жутких планет, пробирался к цели в подземных коммуникациях древних городов, залитых нечистотами, забитых трупами, падалью, он брел к Первозургу в омерзительнейшей жиже из живых червей и змей в Чертогах планеты Навей... но у него никогда не было столь сильного ощущения грязи, налипшей на кожу, въевшейся в ее поры. Проклятый Новый Свет! Где же этот негодяй Гуг!

– Ты зря меня не слушаешь, – просипел малаец.

Мордовороты медленно, еле передвигая слоновьими ногами, сопя и корча дикие рожи, шли к стойке, к Ивану.

Они были неостановимы словно бронеходы. А это означало одно – придется их бить, сильно бить, возможно и смертным боем.

Иван тяжело выдохнул. И подумал, что по чести и совести надо бить Гуга Хлодрика, старого обманщика. Но где его теперь разыщешь?!

Он не поворачивался к мордоворотам. Пусть начнут они. А там видно будет. Но злодейка-судьба распорядилась иначе.

Огромная черная тень сиганула из мрака, заслонила Ивана от мордоворотов. Драки не получилось. Лишь два тяжких и гулких удара разорвали напряженную тишину.

Иван резко обернулся. Он был в страшном раздражении. Он не мог понять этих безумных нравов. Надо уходить отсюда, бежать! Гнусный мир!

– Ну чего ты, Ванюша! – принялся оправдываться Гуг. – Из-за пяти минут столько нервов?! Тебе надо в психушку!

Иван молча поглядел на мордоворотов – оба лежали под ногами у Гуга Хлодрика Буйного, бывшего десантника-смертника, пропойцы, бузотера, вожака банды, славившейся своей лихостью и дерзостью, беглого каторжника, первейшего кулачного бойца и человека тончайшей души. У обоих были напрочь перешиблены шейные позвонки. У обоих уже стекленели выпученные от неожиданности глаза. Под обоими расползались темные лужи... но не крови, совсем другого.

– Ты из-за них, что ли?! – недоверчиво покосился на дело рук своих седой викинг. – Ваня, я тебя сам сведу к психиатру. Пошли! Это дерьмо сейчас уберут! – Он удостоил презрительным мимолетным взором малайца-сифилитика, сказал чуть слышно, кривя губу: – Ну-у, ты еще не понял, обезьяна?!

Малаец пропал за стойкой. Но из мрака тут же выскочил давешний биороб и поочереди уволок мордоворотов.

Тащил он их с явной натугой, было видно, что жмот-малаец держал слугу на скудном пайке.

– Куда он их? – поинтересовался отошедший от раздражения Иван.