Пояс Койпера

В офис мы возвращались в гробовом молчании с лицами, пристойными для прогулки за катафалком. Не неслись, словно жеребцы, а едва переставляли ноги, как запряженные в этот самый катафалк клячи. Не составляло труда догадаться, в чьих похоронах мы участвуем, по крайней мере Феликсу. О чем он с постной физиономией размышлял, не знаю, я же старался очистить голову от мыслей. Перед тем как браться за решение задачи, всегда полезно ощутить ее звенящую пустоту. Заперся с запасом кофе и сигарет в бывшем своем кабинетике и рухнул в кресло думать и дремать. Действительно, что можно дать хозяевам жизни, у которых есть все? Нахапали, как будто бессмертны, на десять поколений вперед, ни в чем не нуждаются… разве что в отпущенном им времени! Но его никто не может дать… — Решение пришло сразу во всей полноте. — Кроме меня! А если не дать, то хотя бы не забирать…

Когда я заглянул поздним вечером к Феликсу, крашеное чудо в перьях в приемной отсутствовало. Если не считать охраны, во всем здании мы были одни. Принесенную мною бумагу он читал внимательно, только что не по слогам. Порой хмурился, но я точно знал, содержание ее не может ему не понравиться.

Не стану утверждать, что идея, как потрафить бюрократам, родилась без усилий, но результатом я остался доволен. Если кто-то из крупных чиновников загремит под фанфары, писал я суконным языком юриспруденции, назначенный ему судом срок, вплоть до пожизненного включительно, может быть только условным, что соответствует гуманизму набирающей в нашем обществе силу демократической традиции. Тут же, правда, замечал, что и наметившейся судебной практике, но, как бы в скобках, ненавязчиво, чтобы легко было вычеркнуть. На парламентариев действие нового закона намеренно не распространял. В пояснении для Феликса говорилось, что они сделают это с удовольствием сами, чем гарантируют его прохождение сразу в трех чтениях.

Дочитав проект документа до конца, Феликс поднялся из кресла и молча меня обнял. Убрал бумаги в сейф и полез в бар за водкой. Налил ее в два больших фужера и протянул один мне.

— Эх, Серега, светлая у тебя голова, жаль только, такому дурню досталась!

7

Всех, кто женат больше десяти лет, надо официально признать родственниками и так в паспорте и записать. А еще разрешить им вступать в новый брак, не расторгая родственного.

Феликс подвез меня к дому, но долго не хотел отпускать. Его усиленные действием алкоголя дружеские чувства перехлестывали через край, а я с грустью смотрел на освещенные окна собственной квартиры и думал, что вариантов всего два. Либо мое жилище посетили грабители, тогда стоит известить об этой новости полицию, либо Анна Константиновна, в этом случае ни одна правоохранительная структура мне уже не поможет. Когда у моего приятеля украли кредитную карточку, он не очень расстроился, поскольку вор снимал деньги с меньшей скоростью, чем его жена. Я тоже колебался, какой из двух сценариев предпочесть, и склонился бы, пожалуй, к первому, если бы не стоявшая неподалеку машина с синим проблесковым маячком. На таких мелкие преступники не ездят…

Выскребся из автомобиля Фила и обреченно потащился к подъезду. Живу я высоко, лифт на мой этаж поднимается долго, так что временем подумать располагал, но как раз думать-то и не хотелось. Не потому, что много выпил, хотя приняли мы на грудь порядочно, настроение было поганым. Феликса вконец развезло, и он нес благостную пургу про вечную дружбу, а мной вдруг одолело тревожное предчувствие. Без видимой на то причины. Пить я умею, тут, пожалуй, следует добавить: к счастью. Голова никогда не отключается, это уже — к сожалению. Вид себя в поддатии со стороны радости не приносит, да и с Нюськой говорить лучше трезвым.

Чтобы хоть немного понизить внутренний градус, устроился с видом на дверь квартиры на ступеньках. Номер у нее счастливый, если сложить бронзовые циферки, получится семь. Закурил, привалился плечом к стене. В таком бдении было нечто мелодраматическое в лучших традициях кино шестидесятых. Герой сидит на лестничной площадке, героиня в комнате за стеной, и ничего не происходит, что свидетельствует об их богатом внутреннем мире.

Нет, думал я, говорить с Нюськой трезвым условие необходимое, но недостаточное! Хорошо бы еще быть в цивильном прикиде и с селедкой на шее. Можно, конечно, попробовать просочиться в гардеробную и облачиться в протокольный костюм, но Ню услышит, слух у нее кошачий. Вообще очень чуткий и ответственный человек. Слишком серьезный для такого разгильдяя, как я. И это при том, что мы с ней буквально созданы друг для друга. В том смысле, что должны были прожить жизнь в предвкушении встречи, лет в семьдесят пойти под венец и провести оставшееся время в полнейшей идиллии. Мы же, дураки, поспешили пожениться и тем испортили задумку судьбы. Страдай теперь, преследуемый непреходящим комплексом вины, хорошо хоть не Эдипа.