Пояс шахида

Наконец, пересеклись где-то у черта на куличках, то ли в Южном Чертанове, то ли в Западном Бирюлеве. Сергей в этих краях никогда не бывал и в обстановке ориентировался слабенько – помнит лишь, что встреча происходила в Каком-то небольшом кафе у железнодорожного моста, к которому вела единственная дорога, ловко заблокированная невесть откуда взявшимся «КамАЗом» сразу после их проезда.

Общались от силы минут десять – все это время Сергей сидел истуканом, непрерывно фиксируя взглядом крепкую шею породистого бородача в папахе из серебристого каракуля, в суть беседы не вслушивался и ждал, когда же начнут стрелять.

Бородач был главным с вражьей стороны. Как начнут стрелять – надо броситься через столик и душить. Только не как вчера Седого, а чуть резче – сейчас он это сможет.

Бородач был сердит, держался надменно, и вообще, походил на сказочного царя, снизошедшего до встречи со своими неблагодарными холопами, осмелившимися чего-то там требовать от самодержца. Ща, гляди – посохом в пол вдарит, в окно шарахнет молния и от холопов останутся хорошие угли для барбекю.

Однако хоть «царь» и пыжился вовсю, но под свинцовым взглядом юноши несколько раз неуютно поежился, а в конце даже заметно покраснел от досады. Видимо, никак не мог взять в толк, в чем особенность этого недетского взгляда.

Особенность же была проста до чрезвычайности и потому, видимо, глубокому анализу не подлежала.

Глаза – зеркало души. В глазах, при наличии некоторых навыков, можно прочесть многое, чего индивид не желает говорить или показывать. Когда люди общаются и чего-то хотят друг от друга, глаза отражают массу эмоций, меняющихся в зависимости от результатов общения: интерес, удовольствие, гнев, презрение, радость и так далее.

А в замороженном взгляде юноши ничего не менялось и не читалось вовсе. В самом деле – что можно прочесть в фотоэлементах электронного пулемета, запрограммированного на открытие огня по любой цели, пересекающей линию охраны? Вы можете сидеть сбоку, изучать эти фотоэлементы хоть целую вечность, грозить им всеми карами мира и шептать самые ласковые слова… но как только вы решите, что добились своего, и вторгнетесь в контрольный контур, электронная цепь замкнется и вас разнесет в клочья разрывными пулями…

Цепь не замкнулась – стрелять почему-то не стали. В конце беседы Седой сказал:

– Наши с тобой проблемы – это наши проблемы… А эту семью не троньте. Вообще, забудьте о них.

– Конечно, дорогой, конечно… – «царь» усмехнулся и взмахнул четками. – Я сказал – мое слово закон.

– На, гляди, – Седой «законом» не удовлетворился, достал из кармана два листка, испещренных убористым печатным шрифтом, и бросил на стол.

Сергей впервые за все время беседы проявил интерес: отпустил взглядом шею «царя», мельком глянул на листки. Взгляд выхватил из общего петитного массива названия населенных пунктов, набранные зачем-то жирным шрифтом: Ставрополь, Краснодар, Владикавказ, Минводы, Махачкала, Кисловодск, Волгоград, Элиста, Красноярск, Новосибирск, Одинцово, Тверь…

– Что это? – недовольно скривился «царь».

– Адреса семей твоего тейпа, проживающих вне Москвы, – Седой ткнул пальцем в один листок. – Адреса тейпа Умаевых, – палец переместился на второй листок. – И парень и мама его – крепкие, здоровые люди. Самоубийством баловаться не собираются, дорогу переходят в положенном месте, пальцы в розетки не пихают. Если с ними вдруг что-то случится, вырезать семьи будем по списку, в порядке нумерации. Начнем с твоего списка – ты главный… Ты мне веришь?

– Слушай – зачем, э, вообще, такие вещи говоришь?! – «царь» побагровел, голос его скользнул на фальцет, прорезался откуда-то незаметный ранее акцент. – Ми… Кхэ – кхэ… Мы дела делаем или угрозы говорим? Какой такой «вырезай», э? Думай, да, когда говоришь!

– Я вопрос задал, – Седой на возмущение собеседника и бровью не повел – выдержал паузу, давая «царю» поду мать, повторил: – Ты мне веришь?

– Верю… – нехотя буркнул «царь», отводя взгляд…

Сейчас, спустя полтора года, подготовленный в информационном плане Сергей понимает, что «царь» тогда не просто так ответил, чтобы отвязаться от Седого, а ответил искренне. Московская диаспора всегда отличалась какой-то особой неуловимостью и «прозрачностью». Во времена больших разборок со славянскими группировками бывали такие моменты, когда жаждавшие мести коренные «братки» не могли найти по всей столице ни одного горца. Приезжие бригады из Шатоя и Старого Ачхоя «отработают» – и назад. А «основные» тем временем – на каникулы. Растворились, рассосались, разъехались по родичам, поди поищи – велика Россия-мачеха.