Читаем Появление героя. Из истории русской эмоциональной культуры конца XVIII – начала XIX века полностью

Воображение поклонников истории Элоизы и Абеляра в XVIII веке особенно поражало то, что девушка первоначально отвергла предложение своего избранника выйти за него замуж и предпочла оставаться его любовницей. «Такой отказ – событие настолько необыкновенное, что, может быть, во всей истории мы не найдем тому других примеров», – писал Джон Хьюз, автор жизнеописания возлюбленных, которое регулярно печаталось вместе с переводом их переписки, а иногда и вместе с эпистолой Поупа, для которой оно послужило одним из основных источников (Letters 1775: 16). Хьюз посвятил несколько страниц объяснению мотивов этого невероятного решения, «основанного на предпочтении любви браку и свободы обязательствам» (Ibid., 18–20). Элоиза у Поупа пишет Абеляру, что «любовь свободна как воздух и при виде уз, связывающих людей, она раскрывает легкие крылья и в одно мгновение улетает»[135].

В 1801 году в Москве вышел перевод книги Коцебу «Абелард и Элоиза», написанной по мотивам их переписки и жизнеописания Хьюза. Как писал Коцебу, все видели изображения любовников «на картинах, табакерках и кольцах», читали о них в поэмах, «вспоминали их, читая ”Новую Элоизу“, но мало кто знает, «кто именно были Абелард и Элоиза» (Коцебу 1801: 3–4). Говоря о причинах отказа Элоизы от замужества, Коцебу, как и Хьюз, которому он следовал, ссылался на фрагмент из ее письма, где она убеждает Абеляра избрать славу и ученое поприще:

Ты создан для щастия людей, тебе постыдно жить только для жены. Последуй совету Феофраста, которой весьма убедительно доказывает, что ученый человек не должен жениться. Подражай Цицерону, которой <…> весьма убедительно утверждал, что ему нельзя разделиться между Философиею и женою. Да и как согласить между собою противнейшие вещи? Учеников и девок, чернильницы и колыбели, книги и пряслицы, перья и веретена? Как можно вытерпеть, занимаясь Теологическими и Философическими размышлениями, крик детей, пенье кормилиц и ссоры домашних. <…> Не брачный союз, но любовь привязывает меня к тебе и чем реже будут наши свидания, тем живей и восхитительней будут радости (Там же, 24–26).

Вряд ли Андрей Иванович полагал, что его перевод убедит Екатерину Михайловну расторгнуть их помолвку или склонит ее к падению. Но он мог надеяться уверить окружающих, и прежде всего самого себя, что нежелание жениться на девушке, в искренности чувства и чистоте сердца которой у него никогда не было ни малейшего сомнения, было вызвано не безнравственностью холодного соблазнителя, но более возвышенными устремлениями. Ему требовалось найти оправдание и подтверждение представлениям о том, что его поэтическое призвание несовместимо с радостями семейной жизни.

В Петербурге Андрей Иванович переписывал письма Екатерины Михайловны в свой дневник, сравнивая ее страсть с собственной холодностью. Выводя на бумаге слова влюбленной девушки, он примеривал к себе ее роль и переживал ее чувства. Перевод эпистолы Поупа был для него еще одним, несравнимо более важным и трудным, опытом эмпатии. Тургеневу предстояло найти поэтический способ выразить переживания, владевшие литературным прототипом всех трех или, по крайней мере, двух старших сестер Соковниных, воплотить их эмоциональную матрицу такой, какой она ему представлялась.

Подобно Руссо и Шиллеру, Тургенев видел в поэтическом творчестве отражение души автора. Поддержку такому пониманию поэзии он мог найти и у Поупа – в финале эпистолы Элоиза воображает барда будущего, который в ее «скорбях свое узнает горе»:

Если будет тот, кто любил так долго и так сильно,Пусть он расскажет нашу грустную, нашу нежную историю.Прекрасно спетые страдания утешат мою скорбную тень,Лучше всех изобразить их сможет тот, кто лучше всего их чувствует[136].

Этой концовкой Поуп заставлял героиню предсказать собственное поэтическое обращение к ее горестной судьбе. Поэт, которому предстояло найти русские слова для изображения страсти Элоизы, тоже должен быть способен любить и достоин любви.

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальная история

Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века
Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века

Книга профессора Гарвардского университета Роберта Дарнтона «Поэзия и полиция» сочетает в себе приемы детективного расследования, исторического изыскания и теоретической рефлексии. Ее сюжет связан с вторичным распутыванием обстоятельств одного дела, однажды уже раскрытого парижской полицией. Речь идет о распространении весной 1749 года крамольных стихов, направленных против королевского двора и лично Людовика XV. Пытаясь выйти на автора, полиция отправила в Бастилию четырнадцать представителей образованного сословия – студентов, молодых священников и адвокатов. Реконструируя культурный контекст, стоящий за этими стихами, Роберт Дарнтон описывает злободневную, низовую и придворную, поэзию в качестве важного политического медиа, во многом определявшего то, что впоследствии станет называться «общественным мнением». Пытаясь – вслед за французскими сыщиками XVIII века – распутать цепочку распространения такого рода стихов, американский историк вскрывает роль устных коммуникаций и социальных сетей в эпоху, когда Старый режим уже изживал себя, а Интернет еще не был изобретен.

Роберт Дарнтон

Документальная литература
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Французские адвокаты, судьи и университетские магистры оказались участниками семи рассматриваемых в книге конфликтов. Помимо восстановления их исторических и биографических обстоятельств на основе архивных источников, эти конфликты рассмотрены и как юридические коллизии, то есть как противоречия между компетенциями различных органов власти или между разными правовыми актами, регулирующими смежные отношения, и как казусы — запутанные случаи, требующие применения микроисторических методов исследования. Избранный ракурс позволяет взглянуть изнутри на важные исторические процессы: формирование абсолютистской идеологии, стремление унифицировать французское право, функционирование королевского правосудия и проведение судебно-административных реформ, распространение реформационных идей и вызванные этим религиозные войны, укрепление института продажи королевских должностей. Большое внимание уделено проблемам истории повседневности и истории семьи. Но главными остаются базовые вопросы обновленной социальной истории: социальные иерархии и социальная мобильность, степени свободы индивида и группы в определении своей судьбы, представления о том, как было устроено французское общество XVI века.

Павел Юрьевич Уваров

Юриспруденция / Образование и наука

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

История / Философия / Образование и наука / Документальное / Биографии и Мемуары
Отцы-основатели
Отцы-основатели

Третий том приключенческой саги «Прогрессоры». Осень ледникового периода с ее дождями и холодными ветрами предвещает еще более суровую зиму, а племя Огня только-только готовится приступить к строительству основного жилья. Но все с ног на голову переворачивают нежданные гости, объявившиеся прямо на пороге. Сумеют ли вожди племени перевоспитать чужаков, или основанное ими общество падет под натиском мультикультурной какофонии? Но все, что нас не убивает, делает сильнее, вот и племя Огня после каждой стремительной перипетии только увеличивает свои возможности в противостоянии этому жестокому миру…

Айзек Азимов , Александр Борисович Михайловский , Мария Павловна Згурская , Роберт Альберт Блох , Юлия Викторовна Маркова

Фантастика / Биографии и Мемуары / История / Научная Фантастика / Попаданцы / Образование и наука