Пойди туда, не знаю куда. Книга 4. Сват Наум

– Баенник! – вдруг пришло в голову Федоту, и он смутно вспомнил, что у них в бане тоже жил баенник, и про него говорили, что он, не доможирушко, он людей не любит и может насмерть уморить угаром, если его не уважить.

– Дедушка! – снял Федот шапку и поклонился двери в баню, – прими меня, дурака, пожить у тебя в гостях. Я тебе помогать буду, баньку поправлю, водички наношу… печечку протоплю…

Прислушался. Напряжение внутри бани изменилось, но не исчезло. Тут Федот заметил, как собачка смотрит на кусок хлеба, что он отломил от каравая, когда ее кормил, чтобы съесть самому, да так и забыл, и протянул ей. Собачка принялась есть. Федот посмотрел на нее, посмотрел, потом разломил каравай пополам, подошел к бане, зашел в предбанник и поискал место, куда бы хлеб пристроить.

Тут же пришла мысль, что в дальнем углу за бочкой для воды будет хорошо. Он положил хлеб за бочку и сказал:

– Дедушка! Прими половинку хлебца по-братски. Приюти на время нас с Белкой!

Напряжение заколыхалось и ушло. Федот еще раз поклонился:

– Вот, спасибо тебе, дедушка! Приютил.

После этого он взял дров прямо из поленницы, что была сложена в предбаннике по дальней стене, развел огонь в печи, открыл волоковое окошко, поскольку баня топилась по-черному. Затем сходил на ручей с двумя бадьями, что взял тут же в предбаннике, вылил воду в большую деревянную кадушку, стоявшую на скамье в бане, и пошел в огород, где приметил странный холмик.

Холмик, как он и ожидал, оказался вырытым в крутом берегу погребом. В погребе, правда, почти ничего не было, кроме забытого мешка репы и кадушки с квашеной капустой. Капусту кто-то почти полностью выгреб из кадушки, но рассола было до половины. Сверху он слегка покрылся ледком. Федот пробил ледок пальцем, потом лизнул его. Рассольчик был кислым, аж передергивало.

Федот прихватил мешок, обхватил кадушку двумя руками и уволок все это в баню. Мешок спрятал под полком, попросил баенника сторожить. Кадушку поставил на скамью рядом с кадушкой с водой. Прикрыл плотно обе двери – в баню и в предбанник – и пошагал на кладбище. И Белка помчалась вперед, счастливая, как собака, нашедшая свою стаю.

Старший стрелец ждал его вместе с остальными на околице. В деревню они не въезжали, но приглядывали за гулящими внимательно, чтобы те чего не натворили или не сбежали. Завидев Федота с Белкой, старший выехал на протоптанную вчера тропу и медленно поехал к кладбищу. Федот пустился вперед трусцой, догнал стрельца, ухватил за стремя и побежал рядом с лошадью.

Стрелец поглядел на него сверху и прибавил ходу. Федот тоже прибавил. Стрелец наддал, и Федот наддал. Ближе к кладбищу стрелец с рыси перешел на галоп, а Федот держался рядом, не отставая. Белка радостно помчалась вперед, недоумевая, за кем гонимся. К яме они подлетели хохоча.

Стрелец спешился, подошел к яме и присвистнул:

– Ну, ты, братец, даешь… Я ожидал яму, но чтобы такую!

– Прости, вот, обсыпал край. Забыл сразу лестницу сделать… – пробормотал Федот, пряча глаза. – Сейчас все поправлю…

Он достал топор из-за кушака, срубил елку, потолще руки, обрубил лишние ветки, а от самых толстых по бокам ствола оставил отростки как раз шириной в ступню. Срубил макушку и спустил елку в яму, так что конец на сажень торчал сверху. Подхватил одну из своих лопат и полез в яму выбрасывать песок. Спустился… и сообразил, что кидать-то песок некуда! Со стыда покраснел и полез наверх, переживая свою глупость.

Наверху, не глядя на стрельца, отгреб песок с одного края ямы, чтобы было куда кидать новый, спустился в яму и принялся махать лопатой. Стрелец стоял на краю и мотал головой в удивлении…

К тому времени, когда гулящие набрали первые сани трупов, подъехал батюшка в саночках. Присоединился к стрельцу, и они оба дивились на то, как ходят руки у дурака. Но раздались крики дурацкой ватаги, и стрелец приказал:

– Все, хватит, вылазь!

– Да тут вот еще немного надо бы… – попытался возразить Федот.

– Вылазь, говорю, – прикрикнул стрелец. – Хватит.

Батюшка тоже закивал. Нетот вздохнул, выкинул лопату наружу и полез по своей лестнице наверх. Белка, крутившаяся вокруг ямы, тут же бросилась к нему и старалась лизнуть в лицо.

– Так, – сказал стрелец. – Собачка твоя может и подхватить заразу. Говорят, она с блохами идет… Иди сейчас домой. Завтра с утра придешь и присыпишь тех, что они навозят. Они следующих поверх положат, – повернулся к попу и пояснил. – Если не присыпать сейчас, потом не просыплем, а весной осядет земля и зараза наружу полезет…

Батюшка покивал и начал готовиться к отпеванию. Федот помялся рядом с ними, но стрелец помахал ему рукой, отгоняя прочь, и он пошел на хутор.

– Да не иди ты им навстречу! – окрикнул его стрелец, – Иди целиной!

И Федот пошел напрямки через заснеженное поле.

В бане было тепло, но он напился рассолу, развел еще огонь, положил в него все камни, какие хранились возле печи, и раскалил их чуть не до красна. Затем побросал в кадушку с водой. Вода зашипела, запарила и пошла пузырями. Он вынул камни из горячей воды и снова положил в огонь. А в кадушку покидал репы.