Поиграем, мышка?

— Нет уж, Мышка моя саблезубая. Ты права, все то, что ты там себе сейчас надумала, мне совершенно не понравилось. И я собираюсь все эти глупости из твоей головы убрать, пока не укоренились.

Ага. Убрать. Конечно. Мысли для жены вообще штука вредная.

— Моя голова. Что хочу, то и думаю. А тебя твои дела ждут, — шиплю злобно.

— Подождут. Ты для меня важнее, — припечатывает Шад, буквально занося меня в спальню. Прямым ходом направляясь к кровати.

— Попытаешься отвлечь меня сексом, клянусь, я тебе член оторву! — окончательно вскипаю я.

— И не жалко? — хмыкает внезапно гад куардистый, роняя меня на кровать. И, возвышаясь надо мной в возбужденно-голом виде, еще и подмигивает. — Мне показалось, он тебя ни разу не разочаровал.

Зарычав, я открываю рот, чтобы ответить. Набираю в грудь воздуха побольше. Да так и сдуваюсь.

Все. Достал.

Судорожно вздохнув, зажмуриваюсь покрепче. Пряча мгновенно вскипевшие на глазах слезы. Сжимаю в кулаках простыни. Отворачиваюсь, чувствуя, как поднимается к горлу ком горечи...

И в следующий миг оказываюсь в мужских объятиях.

— Прости, малыш, — бормочет теперь уже покаянно Шад. прижимаясь губами к моему виску. Садится, устраивая меня у себя на коленях, осыпая лицо поцелуями. И мои краны окончательно срывает, заставляя сотрясаться в самых настоящих рыданиях. — Прости. Я был не прав. Прости, маленькая.

Оттолкнуть бы его. Послать куда подальше. А вместо этого я позволяю себя обнимать. Ищу утешения у того, кто меня же и обидел. Просто потому, что никого у меня больше нет. Никому я не нужна. Не только в этом мире. Вообще.

— Ты мне нужна, Мишель, — хрипло отзывается на мои мысленные стенания муж. — Очень нужна. Больше жизни. Поверь.

— Ага. Как целительная батарейка. И резиновая кукла, — замечаю ядовито в ответ.

— Не смей о себе так говорить! — уже рычит. Но тут же смягчает тон. — Ты не так все поняла.

— А как еще это можно было понять? Особенно, когда ты мне ничего толком не говоришь. По-другому, кроме как пришел, трахнул, слил негатив и ушел, это не назовешь.

— Мишель... — цедит с досадой. — Я никогда бы себе не позволил сливать на тебя свой негатив. То что подпитываюсь от близости с тобой, не отрицаю. Но и отдаю тебе равноценную энергию. Свое желание, восхищение тобой, свой голод по тебе, все те эмоции, которые ты во мне вызываешь. А они, поверь, это самое светлое, что есть во мне. Я всего лишь хочу оградить тебя. Холить и лелеять. Беречь. До этого не получалось, а сейчас... Мне хочется, чтобы тебе было хорошо здесь, чтобы ты могла ни о чем не тревожиться. Наслаждаться уютом, комфортом и безопасностью. Зачем тебе мои проблемы? Зачем тебе знать, что я провел утро в застенках, допрашивая преступников? Зачем беспокоиться о том, что я обязан, как мужчина, решить сам?

— Может, потому что ты мой муж? — взвиваюсь, резко отталкиваясь от его груди, чтобы заглянуть в вишневые глаза. — Может, потому что я беспокоюсь о тебе? Потому, что я хочу помочь. Быть полезной, а не охраняемым хрупким цветочком. Об этом ты не думал, шовинист куардистый?!

Шад сводит хмуро брови. А в глазах буря из сомнений и тревог. И страха. Он... боится. Чего?

Берет мое лицо в ладони, целует в губы. Так нежно и трепетно, что в груди начинает щемить. Ну вот почему он такой? Я же устоять перед ним пытаюсь. И доказать что-то...

Прижимается своим лбом к моему, вздыхает.

— Маленькая, ты моя связанная, моя женщина. Самая близкая и нужная. Родная. Моя. Не нечаянно. Я выбрал тебя, почувствовал своей с первого взгляда. Ты единственная, ради кого я без сомнений все отдам. Жизнь, власть... все, понимаешь? В тебе моя слабость и моя сила. И я не хочу, чтобы тебя лишний раз касалась та грязь, которая вокруг меня сейчас творится.

— Но это меня уже коснулось, — возражаю тихо, чувствуя себя немного пришибленной после его слов. Это так похоже на то, что мне отчаянно хочется когда-нибудь от него услышать. — Я же не возражаю против мер безопасности. И согласна посидеть тут под всеми защитными куполами и полями, которые ты воздвиг вокруг наших покоев. И даже... могу понять, твое нежелание говорить со мной о личном. Мы действительно очень мало еще друг друга знаем. И ты не обязан пускать меня себе в душу. Просто... ты просил меня о доверии. И я... наивно полагала, что это в браке должно быть двусторонним. Потому что... я не смогу быть бессловесной куклой при тебе. Просто не смогу, понимаешь?

— Разве я прошу у тебя этого? — на скуластом лице Шада, вздымаются желваки.

— А разве нет? — прищуриваюсь. — Ты же сам сказал, что хочешь меня от всего оградить. Чтобы я сидела в уюте и безопасности и дурным голову не забивала. Извини, но ты уже определись, что тебе больше нужно. Жена или покорная наложница, которая только и умеет томно выдыхать: «Да, мой господин. Как прикажете, мой господин...»? Потому что от меня ты такого не дождешься. А будешь требовать, уйду при первой же возможности.

— Попробуй только! — рычит, буравя суровым взглядом. — Даже не думай об этом!

И снова от его эмоций воздух буквально трещит. И страх снова в них присутствует. Страх... потери?

Он боится... меня потерять?