Поиграем?! (СИ)

Поверила, тупая идиотка, что он действительно любит тебя?

Польстилась на романтику?!

Ебанутая ебанашка, Романова, вот ты кто.

Думала, будет счастливая жизнь с любящим Никитой?

Три «ха-ха» четыре раза…

Пять с плюсом, Романова, замечательное исполнение.

В кухне сидела убитая мама и прихлебывала кофе.

Беременная идиотка!

Молча вырвала кружку из рук и, достав из шкафа сока, поставила коробку перед ней.

Нечего травить моих братишку с сестренкой.

И, не обращая внимая на мать, достала из аптечки антидепрессанты.

Здравствуйте, родные, я скучала.

Мать в прострации даже и не заметила, мои манипуляции, и как достаю из мини-бара бутылку виски.

— Где Ростислав? — хрипло спросила я и закашлялась. Таблетки в баночке неприятно застучались о стенки.

— У отца в кабинете. — Убито ответила она. — У твоего брата большие проблемы.

Разорву любую мразь, посмевшую обидеть моего старшего братика!

На каждые пять ступенек по таблетке успокоительного и три глотка виски.

Знаю, что мешать нельзя, ну, надеюсь не сдохну.

К кабинету отца я была уже достаточно захмелевшая, поэтому не чувствовала ни боли в ноге, ни вообще своего тела. Таблетки тоже действуют.

Тихо, так что меня даже не заметили, открыла дверь и встала у стены.

Делая тихие вдохи с ингалятором, прихваченным вместе с таблетками, успокаивает спазмы лёгких.

— Он обесчестил мою дочь! — с пеной у рта вопит непонятного вида мужик, нависая над столом, за которым сидит спокойный, как дохлая рыба батя. В одном углу как в воду опущенный сидит мой братишка, а вот в другом восседает какая-то девка. С ребенком на руках. — И ребёнка ей заделал! — все не успокаивается он, а девка победно улыбается. Хотя, девка она только на вид. Ей лет двадцать. — Ты обязан принять ребёнка под свою фамилию! А твой щенок признать его! И пускай он его обеспечивает! Маленький cученок!

— Уткни, пожалуйста, ебало. — Попросила я, закидывая очередную таблетку успокоительного и запивая её алкоголем. — Бесишь.

— Ярослава, успокойся. — Спокойно попросил батя. Ну да, ему-то на нас плевать… А вот братишка был проницательнее бати, поэтому-то именно он и спросил:

— Что, блядь, за таблетки ты принимаешь? — усмехнулась и, не отвечая, закинулась ещё одной и подошла к напуганной девушке, откидывая пеленку, которой был прикрыт младенчик.

— В общем так, господа наебатели, — начала я, — я не знаю, какую выгоду вы хотели извлечь из этого, но ребенок точно не наш. Во-первых, — язык начал заплетаться, поэтому пришлось повторить слово несколько раз, — он должен быть рыжим. Во-вторых, у него должен быть близнец, гены, блядь. Их не спрячешь. И в третьих, — и вот тут я не выдержала и подошла вплотную к мужику и заорала на ухо: — С какой это, блядь, стороны мой брат похож на корейца? — характерная желтоватая кожа и вырез глаз.

Мужик съежился до размеров атома, как и дочь его, а я хочу спать…

Уже на выходе из кабинета бросила:

— А знаете, почему ваша идея изначально была уебанской? — дождалась, пока все внимание сконцентрируется на мне. Мужик, судя по глазам, не мог понять, как это я их раскрыла. — Ростислав девственник!

И захохотала. Громко, надрывно, больше похоже на карканье. Захохотала и закашлялась до боли в легких.

Пьяная в стельку, даже не добралась до постели — упала на пушистый палас и заснула.

Холодная вода стекает по телу, вызывая неприятную дрожь.

Зябко.

Будто со стороны наблюдаю за собой же.

Тёплые руки касаются оголенной кожи, но я слишком запоздалое ощущаю эти прикосновения.

Два пальца во рту, и слышу отдалённый шепот:

— Не откуси мне пальцы, родная. — И эти самые пальцы двигаются глубже.

То заходя по самую глотку, то почти выходя из рта.

Касаются рвотного корня на небе…

Желудок скручивает судорога, а я чувствую, как по глотке ползет горечь.

Судорога за судорогой, и, когда рвать мне в принципе ничем не осталось, пальцы покинули глотку, а вода с обжигающе холодной сменилась на еле теплую.

Буквально обжигающие руки касаются тела, намыливают.

Вижу слишком размыто. Голова раскалывается.

Желудок снова заходится в спазме, и я выплевываю вышедшею воду.

— Тише, маленькая, я с тобой. — Снова отдаленный шепот. Ничего не чувствую.

Тошнит. Болит голова. Тело отказывается подчиняться.

Хочется утопиться.

Тёплая вода из душа смывает пену, а заботливые руки вынимают из воды, прижимая к горячей груди. И плевать, что это его любимая рубашка.

Он единственный, кто действительно любит меня.

— Росс. — хнычу, утыкаясь ледяным носом в шею. Чувствую, как она покрылась гусиной кожей.

— Тш-ш, маленькая, я знаю, я видел. И я убью его. Порву за мою маленькую сестренку. Я же предупреждал, что если он тебя обидит, я ему ебало разорву, а я, маленькая, слов на ветер не бросаю. — Меня уложили в нагретую кровать, а браток отстранился. Стало так холодно. В душе пусто. Будто очень важные кусок вырвали.

Глупая идиотка.

Даже братику я не нужна! Даже он бросил меня!

Кому я такая нужна? Я ужасная! Изуродованная!

Ненавижу! Хочу сдохнуть!

Кровать заскрипела, одеяло приподнялось выпуская тепло и впуская более горячее тело.

Он просто раздевался. Просто снимал рубашку и спортивки…

Он не бросит, он мой единственный.

Мой Росс…