Поиграй со мной!

Слово эхом отдалось в голове. Эмоции, что недавно схлынули, оставили, внезапно возродились с невиданной силой. Ужас перед боем с сильными магами, острое, как кончик иглы предчувствие беды, паника внутри неуправляемых порталов и… неистребимое, мощное, отчаянное чувство… То самое, что заставляет полумертвых воинов ползти до родного поселка, хвататься за жизнь остатками сил и сознания.

Я не хочу умирать! У меня есть любимый и бабушка! Мне есть ради кого жить!

Мысль пронзила, разрослась огромным желанием бороться, толкнула куда-то вперед, в непроглядную мглу. Я сделала резкий вдох, словно выныривала из глубины ледяного озера и… боль отпустила. Тело окутала прохлада, даже мурашки побежали по коже. Усталость навалилась и схлынула – таблетка Бриолиса все еще действовала. Ко мне вернулись силы, организм заработал и черпанул из пилюли столько, сколько потребовалось. Хм… лекарство ступенчатого действия. Дает ровно столько энергии, сколько нужно на данный момент, остальное держит про запас и выдает по первому требованию. Вот тебе и техномагия… Чудеса, да и только.

Как в ускоренной перемотке промелькнули перед внутренним взором недавние события. Словно старый фильм прокручивался, на испорченной пленке. Где-то обрыв, где-то разводы, где-то полосы, а где-то и точки. Но в целом сюжет уловить можно.

Казино Эли, белый лельдис с зелеными глазами, тюльпан заклятья, предложение работать, споры с Зарей, операция с Эргием. Падение автобуса в пропасть, больница, Вел… Тепло и жар, желание прижаться и спрятаться на широкой груди альфа-оборотня. Заявление бабушки, что работает с нами. Заведение Эли, Кузнечик, Лейн, смертельная рулетка, медики без границ, стриптиз. Страх и осуждение обжигают изнутри, толкают прочь от моего лельдиса. Стоянка, ссора, объятия. Такие, что сердце замирает, не смеет биться, чтобы не нарушить наше уединение… Но жизнь струится по венам как никогда энергично, будто подчиняется чудной техномагии.

Аттари, преступники, обвал, смертельное падение – и первородный маг с изуродованной половиной лица. На этом месте перемотка почему-то замедлилась. Я видела сцену с Коваллем так, словно опять там присутствовала. Даже малейшие движения каменного мусора, что ручейками струился за ажурное ограждение. Тишина и безветрие на фоне эпичного действия резанули контрастом, усилили впечатление. Половина лица Ковалля, словно жеванная бумага, и вторая – гладкая, почти юношеская. Голубой глаз, похожий на сапфир и черный, словно дыра, что засасывает в бездну…

И снова мельтешение кадров. Эргий, объяснение, Бриолис, боевики, тюрьма. Портал и… чернота.

Казалось, нечто или некто стремительно возвращал мне память. Старательно и не упуская не единой детали. Мда. Таблетка Бриолиса та еще затейница. Похоже, я потеряла часть воспоминаний, и умное лекарство дополнило картину.

Что ж. Спасибо. Легче воевать, когда понимаешь: что и к чему. Акцент на Ковалля непременно запомню. Он явно что-то значит и даже немало. Видимо, первородный нам еще встретится и даже сыграет в судьбе важную роль.

Воспоминания ушли в глубину сознания, а я словно вернулась из прошлого в настоящее.

За закрытыми веками метались ауры лельдисов. Мужчины носились вокруг, махали руками и подскакивали на месте, перенося эмоции в движение. Воздух вибрировал, раскрашивался пестрыми чувствами: страхом, паникой, верой, надеждой, круто замешанными на ненависти к преступникам. Это ведь они во всем виноваты! Ярость тоннами выплескивалась из аур оборотней. Тяжелая, как бетонная плита, острая, как лезвие бритвы и жгучая, как сенильная кислота. Сквозь нее пробивалась и жажда мести: била наотмашь по пестрому воздуху. Но любви, страсти и надежды все равно выплескивалось куда больше.

На заднем фоне шарахалась из стороны в сторону аура Аттари, сплошь покрытая лиловой рябью. Так что трехцветное солнце с обрезанными лепестками едва различалось даже с моим даром. Глупость преступников, наше совместное злоключение взбесили Кузнечика до невозможности. Так, как при мне не бесило ничто другое. Я вообще впервые видела его настолько нервным.

Но лельдисы все равно давали Аттари фору.

Я открыла глаза и очутилась в руках Вела. Он так прижал – ни вдохнуть, ни выдохнуть. Слова застряли в пересохшем горле. Сердце заколотилось быстро и рвано. Я прильнула к своему мужчине и затихла на его мощной груди. Вел баюкал меня как ребенка, стискивал почти до боли в ребрах и что-то натужно шептал на ухо.

Я с трудом разбиралась слова, только интонации: ласковые до трепета, до щемящего ощущения в груди, они отзывались приятным теплом в теле. Краем глаза я заметила, что Лейн держит на руках бабушку. И Заря даже не сопротивляется, не требует немедленно отпустить ее, а прикрыв глаза нежится в руках своего лельдиса.

Мда… Надо пройтись по краю пропасти, чтобы понять: что важно, а что наносное. О чем затоскуешь после утраты, а о чем и не вспомнишь спустя несколько дней.