Поиграй со мной!

– Вопреки расхожим легендам и мифам, я знаю далеко не все на свете. С данным явлением прежде уже сталкивался, но объяснить его пока не получается. Однако оно напрямую связано с усиленным сексуальным влечением мужчин и особенным доверием к ним женщин.

Аттари залился густой краской, словно подросток, что подслушал разговор про «то самое». Лейн и Вел пораженно переглянулись.

Ковалль же, похоже, совсем не стеснялся желаний и страсти, эмоций и физиологии.

– Ваше повышенное влечение к парам, почти нестерпимое и не всегда уместное, завязано не только на встрече с единственными, – без малейшего смущения продолжал первородный. Лельдисы напряглись, выпрямили спины и почти одинаково приосанились. Но молчали и внимательно слушали Ковалля.

– Это нечто гораздо и несравнимо большее, – резко закончил откровения первородный. Мы ждали, что он продолжит объяснения, но Ковалль плотно сомкнул губы и уставился куда-то в одну точку.

Лельдисы с минуту друг друга гипнотизировали. Мы с Зарей не знали куда деть глаза, Аттари считал птиц на потолке. Первородный невозмутимо уставился вдаль, словно видел сквозь стены отсеки станции, а то и вовсе – космические просторы. Заря глотнула побольше воздуха, собираясь что-то сказать, уточнить. Бабушка отступать никогда не умела, уж это я давно и четко уяснила. Но комната резко утонула во мраке.

Забавно, что раньше о свете я не задумывалась. Любую комнату, куда мы перемещались, он заливал густо и равномерно. Но ни ламп, ни светильников я не видела. Теперь же помещение поглотила тьма. Непроглядная для человека, но не для химеры. Ковалль коротко махнул рукой. Лейн ответил двумя суетливыми жестами. Первородный кивнул, и сфера двинулась, вначале чуть вверх, а затем – и к стенке. Мы добрались до пульта управления. Лейн отключил защитные заклятья, и сфера двинулась к пятачку недопортала.

Пуфики резко взмыли в воздух, душевые шланги последовали за ними – вытянулись вверх атакующими змеями. В релаксационной отключилась гравитация. Следующий этап – лишение кислорода.

Но этого мы почувствовать не успели. Ковалль скомандовал недопорталу – и мы телепортировались в другую комнату. В очередное помещение для релаксации.

Видимо, первородный неплохо тут ориентировался…

Пока все выглядело не очень страшно, во всяком случае – не критически. Или мы просто только вошли в новую смертоносную полосу препятствий и еще не поняли, на что подписались. Ответили на вопрос сфинкса-охранника и спокойно двинулись по лабиринту. А впереди ждали острые лезвия, что выскакивают из стен на несколько метров, лазеры, которые стреляют сверху и ловушки, куда падаешь, шагнув не туда.

Я прижалась к Велу, закрыла глаза и напряженно ждала неведомого будущего. Ковалль перемещал сферу безопасности, как я мысленно нарекла ее, из помещения в помещение, по мере необходимости. Лейн программировал входы-выходы. Один за другим ярусы станции отключались или выходили из строя. Чтобы мы не сильно поддавались панике, Лейн объявлял почти каждые минут десять – сколько еще осталось лететь до Сварайи.

Судя по скорости перемещения, недопорталов спецслужбы для нас не жалели. Бриолис старался нас выручить и это внушало большое уважение. Преступники ослабли, судя по аурам. Еле спасались от неминуемой гибели: в невесомости, без кислорода и условий для жизни.

Судя по энергиям их эмоций, заговорщики пожалели, что решились бежать. Лучше жить смертным, чем умереть магом. Но раскаяние бандитов несколько запоздало.

Мы телепортировались в очередной уже раз. Отсеки с нормальными условиями для жизни заканчивались быстрее, чем все предполагали. Остался лишь коридор с тюремными камерами, куда прыгнули одновременно мы и преступники. На некогда сильных и смелых магов я не могла смотреть без жалости. «Ариец» по-прежнему лежал в беспамятстве, похожий на кусок жеваной плоти. Бесчисленные переломы, разрывы связок, расколотые суставы и рваные раны покрывали тело и лицо мага. Даже черты с трудом узнавались. Спекшиеся темно-бордовые сгустки налипли на глаза, склеили рот. Остроносый колдун с рыжей гривой напоминал беженца из горячей точки. Весь в кровавых потеках, синяках и ссадинах. Даже лоб его рассекала глубокая рана. То и дело сочилась желтой сукровицей.

Незадачливые организаторы «побега года» выглядели на их фоне еще не так страшно. «Гном» «баюкал» наскоро забинтованную руку с пластиковой палкой вместо шины. «Эльф» беспрестанно промокал кровь ваткой – она струилась из рассеченной брови и постоянно заливала глаз.

Заметив нас, преступники всполошились, сверились с браслетом-компьютером «гнома». Осознали, что бежать больше некуда и подняли руки вверх, сдаваясь.

В эту минуту нас здорово тряхнуло, послышался треск, шум и грохот, словно вокруг заработала стройка.

– Обшивка начала гореть в атмосфере, – произнес Ковалль без особых эмоций, только в голосе его слышалось напряжение.