Дженни бросается ко мне на колени, почти попадая в мой пад-тай (
— Ничего, Гаррет, отдай мне пульт.
Я держу его над ее головой, заинтригованный.
— Что ты смотрела?
— Я не смотр… — она поджимает губы, когда я нажимаю кнопку воспроизведения. Симба, Нала и Зазу заполняют экран, поют о том, как Симбе не терпится стать королем. Дженни натягивает ворот рубашки до самого носа. — Молчи.
— Господи, как же вы, Беккеты, одержимы Диснеем.
— Я пою лучше Картера, — ворчит она.
— Так ты пела?
Ее щеки горят.
— Нет.
— Звучит так, будто ты пела, солнышко.
— Заткнись, Медвежонок Гаррет, — она тычет меня кулаком в плечо и крадет спринг-ролл с моей тарелки, устраивается на своем месте, закидывает ноги на кофейный столик. Ее левая лодыжка сильно опухла, она красная, и рядом с ней тает пакет со льдом.
Дженни рыдает так сильно, когда Симба пытается разбудить Муфасу после давки, что начинает задыхаться, кашлять, и вытирать глаза горловиной рубашки.
— Э-э, нужно тебя…
— Мне не нужны объятия! — она толкает меня в грудь. — Перестань смотреть на меня! — она вскакивает на ноги, хлопая себя по мокрым щекам. — Я тебя ненавижу! — кричит она, затем бросается в ванную. Все это прихрамывая из-за ее больной лодыжки, и я поджимаю губы, чтобы сдержать смех.
Когда она возвращается, включен спортивный канал, я готов к игре и вымыл посуду.
Дженни засовывает руку в миску с вишневыми мармеладками, которые я только что насыпал.
— Прости, я сказала, что ненавижу тебя. Это было сгоряча.
— Все в порядке. Шрам — мудак.
— Злодей Диснея.
Я посмеиваюсь, и достаю из холодильника еще одно пиво.
— Хочешь еще?
— У меня не было первого, и нет, спасибо. Я не пью.
— О.
Дженни тянется к ключице, будто собирается теребить ожерелье. Вместо этого ее пальцы порхают по обнаженной коже. Я замечаю, как резко вздымается ее грудь, и она быстро отводит взгляд.
Я возвращаю пиво, и беру вместо него энергетик.
Дженни хмурится.
— Ты можешь пить, Гаррет. Меня это не беспокоит. Просто я сама не пью.
И это выбор, который я буду поддерживать, когда мы рядом. Если бы пьяный водитель забрал кого-то у меня, я не знаю, смог бы я когда-нибудь снова даже просто смотреть на алкоголь.
Иногда я сам не знаю, зачем вообще начал пить. Я никому бы не пожелал детства, где приходилось наблюдать за отцом, который напивается. По правде говоря, это мало было похоже на детство. В конце концов, я, наверное, решил, что не позволю ему забрать у меня что-то еще, что у меня будет контроль, которого нет у него, и что я буду делать выборы лучше.
Я направляюсь к дивану с энергетиком и свежим пакетом льда и, заметив озадаченное выражение лица Дженни, объясняю:
— Для твоей лодыжки.
— А, — она нерешительно кладет ногу на подушку на кофейном столике, и резко вдыхает, когда я прикладываю лед к ее лодыжке. — Спасибо.
Я не отрываю глаз от телевизора, когда игра начинается.
— Что произошло на самом деле? — мне не нужно знать Дженни слишком близко, чтобы понять, что ответ, который она дала мне в лифте два дня назад, был чушью собачьей.
— Подвернула во время танцев.
Краем глаза я замечаю, как она грызет большой палец.
— Я думал, ты споткнулась о свою сумку?
Она поворачивает голову в мою сторону.
— Почему ты спрашиваешь, если я уже дала тебе ответ?
— Почему ты врешь?
— Ты такой надоедливый, — она засовывает руку в миску с попкорном. — Я споткнулась о своего партнера по танцам. Ну вот, ты доволен?
— Стив?
Она хихикает.
— Саймон. Картер называет его Стивом только для того, чтобы позлить.
— Картер ненавидит его, — он всегда ворчит по поводу того, что Дженни пора бросить парные танцы и уходить в соло. — Говорит, что тот хочет залезть к тебе в штаны.
Дженни пренебрежительно хмыкает, затем вскакивает на ноги.
—
Из-за того, что она продолжает кричать на судью, мне требуется одна минута, чтобы забыть тот факт, что она не хочет говорить со мной о своем партнере по танцам, и еще четыре, чтобы осознать, что она, возможно, мой самый любимый человек, с которым я когда-либо смотрел хоккей. Я даже забываю о том, как сильно боялся упустить всё самое интересное из-за пропущенной поездки.
Когда начинается третий тайм, Дженни уже охрипла, а у меня болит живот от смеха.
— Если ты просто хотел посмотреть игру, господин судья, тебе стоило просто купить билет как всем остальным. Ты отстой, судья, — она бросает кусочек попкорна в судью в телевизоре, и целую пригоршню в меня. — Перестань смеяться надо мной.
— Я не могу. Смотреть хоккей с тобой — весело. Мои сестры ненавидят хоккей, или считают себя слишком крутыми, чтобы смотреть его. Они посещают всего одну или две игры в год и большую их часть проводят, уткнувшись в свои планшеты или строя ребятам глазки.
Дженни хихикает.
— Сколько у тебя сестер?
— Три.
— Сколько им?
Сжав челюсти, я выстраиваю даты в уме.
— Э-э, двенадцать, десять и девять.