— По-моему, их называют «смежными». Разумеется при незапертых замках. Технически ее можно назвать просто «соседней», только если задвижки задвинуты.
— Мне и в голову не пришло, когда я звонила, попросить, чтобы тебя поместили в другом конце гостиницы. А тем более проверить запоры на дверях на случай, если похотливому мужчине вздумается меня навестить без разрешения. — Она насупленно поглядела на него из-за края ванны. — Тебе следовало бы поверить намеку, что я не хочу тебя видеть, когда я не ответила на стук в дверь.
— Я никогда не умел понимать намеки, — резким движением он сел и оперся локтем на поднятое колено, тем самым лицо его оказалось так близко к Абби, что она съежилась и глубже опустилась в воду. — Однако не будем обращать на это внимание. Я пришел сюда не спорить, а поговорить. Ну так как, Абби? Мир?
Она растерянно уставилась на него.
— А тебе не приходит в голову, что пристойнее было бы подождать, пока я кончу купаться?
— Нет.
— Нет? Что ты хочешь этим сказать?
— Просто «нет» и все, — в мягком голосе слышалось странное напряжение. — Нам ведь есть что обсудить…
Абби решительно прервала его:
— Мы можем поговорить за обедом.
— Но здесь нам никто не мешает…
— Тогда выйди и подожди, пока я оденусь. Мы можем поговорить в комнате. В моей. В твоей. Все равно.
Тэннер поймал ее взгляд и улыбнулся.
— Сегодня днем ты убежала от меня, когда разговор повернулся так, что тебе не понравилось. Сейчас ты этого не сделаешь.
Она с досадой покачала головой, снова невольно обрызгав его.
— Убирайся отсюда, Тэннер.
— Только после того, как ты объяснишь, зачем вытащила меня в Ирландию.
Ее пальцы побелели, так крепко вцепилась она в край ванны, вода уже остыла, но Абигейл волновали не эти неудобства, а то, что она выглядит, как мокрая крыса. Не так предстают перед человеком, которого хотят соблазнить.
Решив, что в том, что все пошло наперекосяк, виноват исключительно Тэннер, она лишь безмолвно сверкала на него глазами в приступе ярости.
Прождав, казалось, целую вечность, он объявил:
— О'кей, девочка, если сама не хочешь говорить, я скажу это за тебя.
— Лучше тебе уйти.
— Знаю, но не могу. Мне некуда торопиться.
— Почему?
— Потому, что я три года ждал твоего разрешения закончить то, что не сумел тогда в Аспене. По-моему, ты именно на это пыталась намекнуть мне сегодня днем. — Какое-то мгновение он разглядывал свои руки, затем снова перевел взгляд на ее лицо. — Если я ошибаюсь и ты вовсе не поэтому приволокла меня в Ирландию, скажи сейчас, и я уйду.
Паника охватила ее. Паника, которую, впрочем, заглушала соблазнительная мысль ответить правду, раз он так четко сам сформулировал сложившуюся ситуацию. В конце концов, она
— Что ты хочешь сказать этим «ждал три года разрешения»?
Угрюмая улыбка показалась на его губах.
— Именно то, что сказал. Я не настолько самоуверен, чтобы считать, что ты захочешь дать мне еще шанс только потому, что я когда-то передумал.
— И когда произошла эта перемена?
Улыбка его угасла совсем, так что Абби решила, что она ей просто привиделась.
— Ровно через две минуты после того, как ты хлопнула дверью «шале».
— Я чувствовала бы себя лучше все эти годы, если б знала это, — пробормотала она. — Я так никогда и не поняла…
Тэннер перебил ее, мягко напомнив:
— Абби, скажи, наконец, прав я или нет насчет того, почему ты вызвала меня в Ирландию?
Она молчала, не зная, что ответить. Ей очень хотелось признаться в его правоте и положить конец этой затянувшейся истории.
— Хм-м-м, — не отводя глаз от ее лица, Тэннер сдернул с нагретой трубы махровое белое полотенце и стал промокать лицо и рубашку. — Полагаю, мы могли бы продолжить все и без этой дискуссии, но говоря откровенно, я не знаю, как далеко успели бы мы зайти, прежде чем я стал бы сомневаться, не хочешь ли ты со мной поквитаться.
— Поквитаться? — Она уставилась на него, совершенно не понимая, о чем это он.
— Угу. Я легко могу себе представить, как ты пришла к выводу, что поделом мне будет, если я зайду так далеко, как тогда, а ты в последнюю минуту передумаешь. Конечно, не исключена возможность, что на этот раз моя выдержка лопнет…
Тэннер не докончил фразу, и она повисла в воздухе, а сам обмахнул полотенцем свои ботинки.
Понадобилась минута, пока до нее дошел смысл его слов главным образом потому, что он проговорил их ровным невыразительным голосом. Однако когда Абби поняла,