Поймай меня, если сможешь (СИ)

Он был модифицированным человеком. Человеком, чьи гены изменили еще на уровне эмбриона, пытаясь вывести новую ветвь эволюции, кроме тех же экстрасенсов. Неестественная мутация оказалась опасной штукой, и генной инженерии пришлось отказаться от такого пути внедрения новых качеств человеческой расе.

Мама забеременела от него. А этот парень повесился, решив так покончить с собой. В тот момент, когда моя мама увидела его, она не поверила собственным глазам – такой ясный человек, без проблем, и тут такое. Спустя пару лет она вспомнила, как тот иногда дергался, стоило ему ощутить чье прикосновение, иногда даже начинал злиться и ругаться, но… ему часто везло, словно бы он знал, куда нужно было пойти и что сделать.

Интуиция и чувствительность – вот что было прописано в измененных генах моего биологического отца, а не того, кто всю мою сознательную жизнь меня воспитывал. Но такие вещи просто так не могли вжиться в плоть возлюбленного моей мамы, разрушая его, ломая его сознание. Пока не сломали его полностью, не оставив ничего, кроме желания умереть, чтобы больше не видеть, не чувствовать, не слышать.

Его свело это с ума. Сделало его слабым.

Излишняя чувствительность к чужим эмоциям, внешним признакам лжи, так что раскусить ложь в речи собеседника-мужчины не было проблематичным…

Не трогайте меня… Не надо. Не делайте мне больно. Я на грани…

…

Постель – она мягкая. Хочется зарыться в одеяле и спать. Спать час, два… Вечность лучше всего, пока все лишние течения в теле не сгинут, не исчезнуть вместе со временем. Потому что оно лечит, успокаивает так, что больше ничего не хочется. Или просто эта жажда отходит на десятый план, становясь надоедливой мухой у самого лица, на которую можно и не обращать внимания в надежде, что сама улетит.

Время лечит…

Прошло немало времени после последнего поцелуя. Так что я могу нормально поднять свой взгляд, хотя пока и мутный. Все видится в бликах и неясных пятнах вокруг, но уже лучше. Шанс прорваться всегда же есть.

Голоса сквозь вату, но двигаться уже могу.

Хочется спросить себя «Почему?»

Почему именно сейчас, а не раньше, когда я мог отреагировать, вмазав любому из этих двоих парней по лицу за поцелуй? Я так страшился этого, был готов чуть ли не убить того же Лукаса, в первый раз, но все было без страсти, без эмоций. Френч целовал же с нежностью, которая не так будоражит… Мой мир разрушил именно Маккой, прорвавшись сквозь защиту из стали своей страстью вперемешку с ненавистью и враждой. Это все взбудоражило меня не хуже, чем уже настоящий секс.

Я тянусь к краю постели, параллельно касаясь свободной рукой лица, словно бы снимая с него невидимую пелену.

- Куда это ты собрался, милый? – интересуется у меня всплывший резко перед лицом Лукас, схватив за подбородок так, что мне пришлось подняться с положения «лежа» (скорее – «пластом»), потянувшись к нему. – Мы тут решаем, кто будет первым. Может, выскажешься, кого хочешь обслужить в самом начале?

Нож… В моих руках за сущее мгновение оказывается перетекающий в напульсник кинжал с загнутым концом, я даже чувствую, что ухмыляюсь, предвкушая чужую боль.

- Вот же дрянь мелкая! – вырывается из уст Маккоя, когда я резко ощущаю, как кто-то выбивает у меня из рук единственное оружие. – Он пытался порезать тебя, Лукас.

Смазанный властный поцелуй и удар по щеке, от которого звенит в ушах. Благо парень ударил тыльной стороной ладони.

Я падаю вновь на постель и хмурюсь, снимая остатки паутины со своего тела.

- Парни, - говорю я, почти своим обычным спокойным тоном, - давайте будем играть по-хорошему. Вы просто отпустите меня и Френча восвояси.

Лукас смеется так, что голова начинает болеть:

- Ты хочешь уйти, не оплатив по долгам?

- Каким, черт возьми, долгам? Вас никто не просил платить за мою… Да черт с ней, с невинностью - за меня! Вы же те пауки, должны были догадаться, что это бессмысленное вложение денежных средств.

- Почему это? – удивляется моим словам Маккой, присаживаясь на край постели и медленно расстегивая с себя рубашку, так что я в завороженном ужасе слежу за его действиями. – Если ты присоединишься к кому-нибудь из нас, то деньги не канут в небыль.

- Как кто присоединюсь? Придаток для сексуальных утех? – мне нужно тянуть время разговорами, так как становится проще совладать с собственным телом.

- Мне осточертела эта болтовня! – резко говорит Лукас, начиная снимать штаны.

Я ощетиниваюсь, понимая, что шанс неумолимо ускользает от меня:

- Я подам на вас обоих в суд!

- Мы сами – суд, идиот! – обрывает мою надежду парень с синими глазами, смотря на меня, как на кусок вкусного мяса. – Никто не может противостоять двум крупнейшим корпорациям.

- Может, оно так и есть. Но я смог неплохо так удирать от вашей власти на протяжении двух недель!

Лукас ухмыляется, опускаясь рядом со мной на кровати в одних боксерах светло-бежевого цвета, выгодно оттеняющих его красноватую кожу:

- Придержи его, Маккой. По-моему, твоя игрушка стала слишком буйной.