Поймай падающую звезду

Я вижу, что наверху, передо мной, нет более ни рытвин, ни холодного мрака, ни толстых стволов. Горизонт чистый и широкий, а над всем этим голубеет огромное безоблачное небо. О, слава тебе, Господи, как говорят старухи.

Я здесь, восторженно думаю я. И спешу, помогая себе посохом и корзиной. Вперед! Мы пришли! Я выбрался!

— Тузик! — кричу. — Мы пришли, иди сюда!

Набираю скорость, как стайер перед финишем. Приблизившись к самой границе возвышенности, замечаю впереди проселочную дорогу.

Это что еще такое? Неужели по ней тащатся крестьянские воловьи упряжки? Где это я оказался?

Делаю еще несколько шагов, пока не выбираюсь на узенькую грунтовку. И обнаруживаю, что оказался на огромном овальном сгорбившемся плоскогорье. Все его пространство покрыто зеленью и белыми проплешинами, и оно в нескольких сотнях метров обрывается, переходя, видимо, в обрыв.

Это что еще такое, думаю я.

Поворачиваюсь налево, и взгляд мой в паре сотен метров упирается в глубокое темное ущелье, по ту сторону которого пробегает выбеленная асфальтированная дорога. По ней навстречу друг другу проносятся два автомобиля величиной с божью коровку. И я узнаю эту валевскую дорогу, ведущую к Дивчибару.

— Господи, — взываю я посреди глухой природы, — как ты сумел привести меня именно сюда? Если ты хотел показать мне место, на которое я выбрался из бездорожья, чтобы остаться тут навсегда, то у тебя это прекрасно получилось. Теперь я смогу комфортно покончить жизнь самоубийством, было бы только чем.

8

Стою в панике еще несколько мгновений, после чего, прихрамывая, ковыляю к самой пропасти. Вижу, что грунтовка рядом со мной идет по краешку плоскогорья опять куда-то в сторону Валево. (Какого черта сдалось мне это Валево!) Раскладываю рядом свое снаряжение и с трудом опускаюсь на выщипанную травку. Поворачиваюсь ногами к возвышенности и, опершись на локоть, наслаждаюсь видом. Будь я ребенком, умеющим летать во сне, распростер бы руки и полетел! Спланировав, словно ястреб, над пропастью, в мгновение ока прекрасно бы опустился на шоссе.

Тузик подбежал ко мне и прилег на бок, вытянув лапы, как и я, в направлении возвышенности. Зажмурился, словно намереваясь заснуть.

С того конца плоскогорья, где исчезала грунтовая дорога, нас осветил последний оранжевый луч солнца. И был он похож на безмолвный привет.

Я опустил засученные рукава толстой рубашки и прилег, подложив под голову руку.

— Только на минутку, — произнес вслух.

И тут же задремал.

Через пару минут проснулся. Показалось, будто ноги немного отошли. Да и в голове как-то прояснилось.

— Пошли! — командую собаке.

И встаю. Тузик послушно встает вслед за мной.

Собираю снаряжение и решительно направляюсь к ущелью.

— Если через полчаса, — добавляю, в то время как отчаявшаяся псина с недоумением смотрит на меня, — не доберемся до шоссе на Валево, то, считай, мы пропали.

Так что выбирать не приходится. Опираясь на посох и корзину, сползаю по крутому склону, и на каждом более-менее ровном местечке без камней делаю широкие шаги. Скольжу по траве и валюсь на бок, падаю на задницу и лечу на ней, как на санках. При этом рассыпаю свои грибы, но тут же старательно собираю и возвращаю их в корзину.

Встречаются на пути и серьезные препятствия. Большие деревья, толстые сломанные ветки, высокая сухая трава, под которой прячутся ямы и промоины, огромные скалы, склон градусов в пятьдесят — всё препятствует моему продвижению. Но я, не колеблясь, преодолеваю все, не оставляя себе времени на размышления. Принимаю к действию первое, что приходит в голову, и просто спускаюсь в избранном направлении.

У меня исцарапаны лицо и руки, и одежда моя все больше страдает. Куртку я давно набросил на спину, завязав на груди рукава, так что не мог определить, насколько она пострадала. Брюки на коленях и на заду в дырах, а вязаный жилет местах в трех порвался. Ботинки, остающиеся, как это ни странно, все еще в исправном состоянии, вместе с одеждой беспощадно заляпаны грязью. Но я не обращаю на это внимания и продолжаю рваться сквозь непроходимые заросли. И только взгляд мой не отрывается от того места, где нас ждет спасение.

На гору все ощутимее опускается мрак, и сердце мое замирает в страхе. Крепчает и горный октябрьский холодок, но я, вспотев, не замечаю его. И мучает меня только один вопрос: сколько еще осталось? Успею ли я?

Кое-как скатываюсь на дно ущелья. И опять на моем пути встает какая-то река. Прыгая шустрым козлом и соскальзывая время от времени в воду, не раздумывая, пересекаю ее. Теперь спасительный отрезок шоссе где-то высоко надо мной, и я не вижу его из-за помрачневшего уже леса. Но все-таки до него отсюда не больше ста метров, и я больше не могу промахнуться.