Поймайте мне колобуса

– Вы здесь служите? – осведомился я.

– Так точно, сэр, – улыбнулся он, – я убираю эту квартиру. Меня зовут Джон. И я же, повар, сэр.

Я обвел взглядом ослепительно чистую кухню и узрел внушительный холодильник в углу.

– Но пива, – осторожно произнес я, – пива я вас скорее всего нет, Джон?

– Есть, сэр! Сейчас принесу, сэр.

Я вернулся в гостиную и опустился в кресло, слегка оглушенный всей этой роскошью. Неторопливой походкой вошел Долговязый Джон, он успел обследовать прочие помещения.

– Три спальни, – доложил он, – почти такие же большие, как эта комната. Невероятно.

– А я обнаружил холодное пиво. Похоже, голодать не придется.

Нас ожидала уйма дел и множество встреч. Надо было получить разрешения на отлов животных и вывоз их из страны, надо было связаться с людьми, которые могли помочь нам в работе. Между тем оба наши «лендровера», и большой, и маленький, отнесли к разряду грузовых машин, а грузовикам проезд через центр Фритауна запрещен. Но эта проблема разрешались благодаря любезности местных властей, предоставивших нам легковую машину с водителем.

Далее, нужно было выбрать место для базового лагеря. Поразмыслив, я решил ориентироваться на Кенему, расположенную километрах в шестистах пятидесяти от Фритауна, внутри страны. Все-таки Кенема сравнительно большой город, легче будет доставать продукты и снаряжение, к тому же там есть контора «Алмазной корпорации», которая уже доказала свое расположение к нам, глядишь – и впредь выручит. Еще на борту «Аккры» мы познакомились с Роном Феннелом, исполняющим обязанности правительственного советника в Сьерра-Леоне, он-то и порекомендовал мне Кенему. На мой вопрос, где лучше всего устроить базовый лагерь, он ответил:

– Попробуйте хромовый рудник.

Сперва я решил, что он шутит: мне отнюдь не улыбалось поселиться в штольне. Но Рон Феннел объяснил, что километрах в десяти от Кенемы на хромовом руднике стоят пустые дома, которые были выстроены для горняков и их семей. После того как запасы хрома истощились, рудник забросили. Власти, несомненно, разрешат мне занять там один или два дома. Его идея мне тогда очень понравилась; теперь я обратился к властям и тотчас получил разрешение.

Вообще я не люблю городов, но Фритаун меня пленил. Его улицы умиляют своими несуразными, архибританскими названиями – Сент-Джеймс, Стрэнд, Оксфорд-стрит… Загоните англичанина в трясину на краю света, и он в приступе оригинальности назовет ее Пикадилли. Очаровательные лондонские автобусы, битком набитые африканцами, тащились между белыми ульями небоскребов, которые высились над живописными деревянными домами прежнего Фритауна. Старая архитектура пришлась мне больше по душе, но она вполне уживалась с новой.

Следующей задачей было подобрать себе помощников, и я разыскал Саду, рекомендованного мне одним знакомым, который несколько лет провел в Сьерра-Леоне; по его словам, Саду был отличный повар, честный человек и работяга. И вот передо мной стоит щуплый коротышка с озорной улыбкой на морщинистой, совсем обезьяньей физиономии. Мы договорились о жалованьи, после чего я попросил Саду самого подыскать в городе «боя». В Западной Африке бой – подсобный рабочий, он чистит картошку, стелит постели, словом, делает всякую черную работу, от которой повар – или стюард, если вы им обзаведетесь, – избавлен.

Через некоторое время Саду привел робкого мальчугана лет четырнадцати, с обаятельной улыбкой, по имени Ламин; мы тотчас наняли его.

И вот настал долгожданный день. Все подписи и печати получены, приготовления завершены, вещи погружены в большой «лендровер» (маленький оставался в Фритауне для киногруппы Би-Би-Си), Саду и Ламин сидят в кузове. Мы с Джоном забрались в кабину и покатили в глубь страны.

Первая часть пути была великолепной. Плотно утрамбованная щебенка, стеной стоят деревья и кустарники, радуют глаз красные, желтые, пурпурные, белые цветы. Внезапно на Девяносто третьей миле щебенку сменил латерит… Растения на обочине обсыпаны пылью – скользкой, как тальк, мельчайшей пылью, которая просачивается в любую щель, проникает в глаза, в легкие – всюду! На выбоинах и ухабах от ветров и зимних дождей машину трясет так, что через несколько километров вам кажется, будто вы по меньшей мере лет триста скачете верхом на пневматическом буре. Чем дальше, тем гуще пыль, а дороге не видно конца.

В редких африканских деревушках из хижин высыпали дети и махали нам розовыми ладошками, сверкая черными глазами и кипенно-белыми зубами. Несколько раз над дорогой пролетали птицы-носороги с тяжелыми длинными клювами. Они отчаянно хлопали крыльями, словно боясь, что клюв перетянет и они врежутся в землю.